Если бы всё было иначе - Сара Эверетт

– Тут нечего понимать, – чуть слышно произнес он. – Просто… представь, что на ее месте твоя мама.

Он вышел из кухни, оставив меня ошарашенно стоять в одиночестве. Его последние слова оказались самыми жестокими.

«Представь, что на ее месте твоя мама».

Черт, он что, издевается?

Мне не нужно было ничего представлять. Тот факт, что меня родила не Мэл, ничуть не убавлял моей любви к ней. Совершенно необязательно быть долговязым идиотом по имени Роуэн Коэн, чтобы содрогаться от одной только мысли о мире без Мэл.

Я выбежала из кухни и, вернувшись в столовую, опустилась на свое место. Сидевшая рядом Наоми наливала воду в стакан. Я украдкой бросила взгляд на нее, на ее короткие светлые волосы, уложенные в модную прическу. Они с Мэл дружили уже двадцать лет. Ей не было необходимости сдавать тест на родство, чтобы ее не выгоняли из дома Коэнов. Кем себя возомнил этот дурацкий Роуэн?

Я взяла миску с пастой и принялась накладывать себе добавку, чувствуя, как яростный взгляд Ро отскакивает от моего затылка. Тем не менее я не остановилась, пока на тарелке не оказалось столько еды, что хватило бы на двоих.

– Паста очень вкусная. Спасибо, Мэл, – сказала я.

Следующие пять минут я ела молча, а Наоми и Мэл продолжали болтать о разных мелочах.

Когда я снова почувствовала на себе взгляд Роуэна, то подняла на него глаза, ожидая, что он будет смотреть на меня с тем же раздражением, что и последние пять минут. Но в них была какая-то другая эмоция, которую я не могла до конца понять. Нечто, похожее на отчаяние.

И на немую мольбу.

Его глаза молили меня уйти.

Я бросила ему в ответ свой собственный взгляд в надежде, что тот передаст обиду и злость, которые кипели во мне из-за слов, сказанных Роуэном на кухне. Поверить не могу, что ты попросил меня уйти.

А потом он опустил взгляд, как будто больше не мог смотреть мне в глаза.

Я совершенно его не понимала. Ему что, было стыдно? Я не видела в этом никакого смысла – чего ему стыдиться? Речь шла о Мэл; все это никак не касалось лично его.

Я продолжала сверлить взглядом опущенную голову Ро, заклиная его посмотреть на меня. В нашем безмолвном разговоре еще не была поставлена точка. Но он упорно не отрывал глаз от стола, и я вдруг поняла, что вся его злость, вся дерзость, все Роуэнство бесследно исчезли. Он казался просто… печальным.

И было в нем что-то еще, чего я не могла объяснить.

Черт.

Я могла бы справиться с Роуэном, если бы он давил на меня и причинял боль из-за того, что с его мамой случилась беда и он хотел выместить свое горе на ком-то другом. Но дело было не в этом.

Я никак не могла понять, что происходит. Я никогда не видела Ро таким. Он словно отчаянно молил меня совершить этот поступок ради него.

Уйти домой.

Мне хотелось остаться, заставив его объясниться со мной, и выслушать то, что Мэл собиралась сказать после ужина, но Роуэн снова и снова отводил от меня свой печальный взгляд.

Пока я наконец не отодвинула тарелку и не встала из-за стола, словно наблюдая за собой со стороны.

– Ой, господи, – проговорила я. – Мэл, прости, пожалуйста. Я только что вспомнила, что мне нужно закончить очень сложный проект… а еще завтра контрольная… Папа убьет меня, если я ее завалю.

Мой рот продолжал что-то бормотать, извергая одну отговорку за другой.

Закончив, я даже не могла вспомнить все, что сказала.

Пока я собиралась, я знала только, что Ро все так же не смотрит мне в глаза, а Люк, наоборот, не спускает с меня озадаченного взгляда.

Я помню чувство, охватившее меня тогда. Я ощущала, что совершаю ошибку, что все должно происходить совершенно иначе. Мэл не должна болеть. Но раз так получилось, я должна остаться в доме Коэнов и дождаться конца ужина. Я должна пройти в гостиную и, сев между Люком и Ро на слегка покосившийся диван, выслушать новости Мэл. А потом мы с Ро должны оказаться в темном сарае на заднем дворе – в том месте, куда мы всегда ходили собраться с мыслями, когда происходило что-то серьезное. Должны прислониться спинами к металлическим стенам, шепча друг другу искренние слова, слишком тяжелые для ясного июльского вечера. Мы бы разговаривали, плакали и страдали, и это было бы ужасно, но мы бы делали это вместе. Потому что мы – семья, а семьи именно так и поступают.

Я помню, как обняла Мэл, села на велик и поехала домой. Всю дорогу по моим щекам текли слезы, потому что я не могла избавиться от чувства, что двигаюсь в неправильном направлении.

Даже не понимая, почему это делаю.

ТОГДА

В итоге мне обо всем рассказала мама.

Стоило мне добраться до дома, я взлетела по лестнице, перепрыгивая каждую вторую ступеньку, и заглянула в спальню родителей. Я знала: если мама не на работе, она будет там.

Слезы застилали мне глаза, но я увидела ее сразу же.

Она лежала на кровати, свернувшись калачиком. Сквозь задернутые шторы проникал одинокий луч света, едва освещавший контуры ее тела.

Я тихонько подошла к ней и положила руку туда, где, как мне казалось, находилось ее плечо. В течение семнадцати лет я старалась не беспокоить ее, когда ей хотелось побыть одной, но этот вечер стал исключением. Этим вечером она была мне нужна, и впервые Мэл не могла ее заменить.

– Мама, – сказала я неподвижному бугорку под одеялом.

Она откинула одеяло с головы и взглянула на меня, щурясь так, словно смотрит на солнце в безоблачный день.

– Что случилось? – спросила она.

– Мэл сходила в больницу. Можешь позвонить ей и узнать, что ей сказали?

Она несколько раз моргнула, вероятно, задаваясь вопросом, почему я не могу позвонить Мэл сама или где я была, если вернулась домой не от Коэнов.