Мой генерал - Татьяна Устинова

– У вас на правой щеке три комара.

– Я пять лет не была в отпуске! Я не признаю никаких курортных знакомств! ..

– Должно быть, это оттого, что здесь низина.

– Мало того, что я в первый же день нашла труп и теперь на меня все смотрят как на экспонат в музее, еще вы таскаетесь за мной!

– Боюсь, долго нам не продержаться.

– Я ехала так далеко от Москвы просто затем, чтобы отдохнуть! Я не хочу ни с кем общаться, я и так общаюсь целый год, а сейчас я просто хочу отдохнуть!

– Нужно было мне захватить какое-нибудь средство. Но я не предполагал, что мы будем… прогуливаться по лесу.

Тут Марина внезапно услышала, что он говорит.

– Никто не прогуливается с вами по лесу! Я пытаюсь вам объяснить, что не нужно за мной ходить! Я не хочу! Вы понимаете человеческие слова?

– Смотря какие, – неожиданно заявил Федор Тучков, – а у вас, по-моему, мания величия. С чего вы взяли, что я за вами… таскаюсь?

Марина перевела дух и с досадой шлепнула себя по голой шее.

– Шли бы тогда с Вероникой!

– Вероника шла на корт. Мне нужно домой. То есть в номер. И что тут такого?

Н-да. Ничего «такого» в этом, пожалуй, нет. Просто он ее раздражает. Так раздражает, что она ведет себя неприлично.

– Извините, – буркнула Марина, отплевываясь от комаров, которые лезли в рот, нос и уши. Руки и шея горели и чесались, под волосами как будто что-то шевелилось.

Надо бежать!

Она бросилась по дорожке вверх, подальше от комариной военной базы. Федор не отставал.

– У вас, наверное, работа связана с людьми, – миролюбиво предположил он у нее за спиной, – и вы от них устаете.

Он предлагал прекрасное оправдание ее хамству и настойчивым попыткам убедить его в том, что он за ней таскается. Ей нужно было только согласиться – да, устает.

– Да ни от кого я не устаю! – с досадой возразила Марина, как будто черт тянул ее за язык. – Я работаю с бумагами, а не с людьми!

Самое смешное, что это неправда, работала она больше с людьми, чем с бумагами, но ей очень не хотелось, чтобы он бросал ей спасательный круг и оправдывал ее хамство!

Она ловко и изящно – по крайней мере ей хотелось так думать – перепрыгнула через толстую ветку, упавшую поперек дороги, просторная штанина зацепилась за какой-то сук, подло торчавший из ветки, ткань затрещала, ногу дернуло назад, и Марина плюхнулась на колени, прямо на мокрый потрескавшийся асфальт. Правая коленка, много лет назад разбитая на лыжах, угодила на какой-то каменный выступ, и Марина взвыла от боли.

Потемнело в глазах. Стало нечем дышать. В затылок как будто вбили кол.

– Что же вы так! Как же вы так! Ушиблись? Покажите ногу!

Все эти восклицания она слышала сквозь ровный шум боли в ушах и посильнее закусила губу. Губа была соленой и мокрой.

– Вставайте! Держитесь за меня и вставайте! Попробуйте.

– Я пробую, – сквозь зубы сказала Марина. Первая волна боли отхлынула, оставив только унижение и тошноту.

Взявшись рукой за пестроцветный спортивный костюм, она кое-как поднялась и подышала ртом, чтобы прогнать тошноту.

Федор Федорович крепко держал ее за локоть и намеревался закинуть его себе за шею, чтобы тащить Марину, как водят раненых в кино.

– Что ж вы прыгаете и не смотрите куда!

– Я без очков вообще плохо вижу!

– Тогда почему вы ходите без очков?

На это Марина ничего не ответила, только сказала:

– Отпустите меня!

– Вы уверены, что у вас… ничего не сломано?

У нее была сломана гордость, да и то не сломана, а так, чуть поцарапана, но она не стала сообщать об этом Федору Тучкову.

Она решительно сняла свой локоть с его шеи, пристроила сумку и похромала за кустик, к поваленному толстому черному бревну.

Федор постоял-постоял и потащился за ней.

Держа ногу на весу, Марина присела на бревно и осторожно задрала штанину – коленка была грязной, красной и, кажется, уже опухала.

– Черт, – с тоской сказала Марина и зачем-то подула на нее, как в детстве, когда на все раны достаточно было подуть, и боль проходила.

Сейчас ничего не изменилось. Или все дело в том, что дуть должна была непременно мама?

Марина потрогала кожу, сморщилась, зашипела, и тут у нее перед носом опять оказался Федор Тучков.

– Дайте я посмотрю, – деловито предложил он и полез к ее коленке.

Марина отдернула ногу:

– Не надо ничего смотреть! Я… посижу пять минут, и все пройдет.

– А если не пройдет, мне придется нести вас в медпункт. Между прочим, дорога туда пролегает как раз через центральный вход, – неожиданно добавил он. – Хотите, чтобы я нес вас в медпункт через центральный вход? Там, наверное, народу еще прибавилось.

Не отрываясь от ноги, которую она баюкала и убирала у него из-под носа, Марина внимательно на него посмотрела.

Может, он не дебил? Может, он только производит такое впечатление? Может, на самом деле он очень умный?

По крайней мере наблюдательный – это точно.

– Это вы во всем виноваты, – неожиданно бухнула она, – черт бы вас побрал!

– Почему виноват? – перепугался он. – Я не виноват!

– Потому что вы меня раздражаете!

– Я не нарочно!

Тут он нагнулся – волосы были светлые, почти белые, сквозь них просвечивал широкий затылок, – сорвал какой-то лопух и стал совать Марине.

– Да не надо мне, зачем он мне нужен! ..

– Приложите к ноге, и все пройдет.

– Да что прикладывать-то? ! Лопух? !

– Это не лопух, а подорожник, самое верное средство!

Марине хотелось, чтобы он отвязался от нее вместе с «верным средством», но она понимала, что не отвяжется. Выхватила кожистый широкий лист и прижала прохладной стороной к коленке.