Саквояж со светлым будущим - Татьяна Устинова

Никто не догадался и не обиделся, а Валентин Марков детектив напечатал, и началась игра на интерес, которая продолжалась уже восемь лет.

За это время из скучающего бизнес-пенсионера Дмитрий Андреевич Родионов превратился в Аркадия Воздвиженского, «гения нашего», звезду, «талантище», и времени у него ни на что не хватало, и работы оказалось выше головы. И бессонница у него появилась, как у всякого порядочного молодого мужчины, и обмирающие курсистки стали бросать на Родионова томные взгляды и подносить ему блокнотики для автографов. И все телевизионные передачи до одной были счастливы, когда удавалось договориться со строгой и избирательной пресс-службой и еще более строгим и избирательным секретарем Вепренцевой об участии в них господина Воздвиженского. И мобильный номер приходилось менять примерно раз в полгода, потому что вездесущие журналисты узнавали и принимались ему звонить, а он… он не желал славы и почестей, он был вполне счастлив в тишине и покое своего английского кабинета, наедине со своим романом, ему не нужно было всей этой суеты, обожания, поклонников, поклонниц…

И все это такое же вранье, как и то, что его никогда не интересовали гонорары! ..

Сказку про то, что гонорары его не интересуют, он сочинил сам, специально для Валентина Маркова. Неизвестно, поверил в это Марков или нет, однако исправно платил Родионову и условия игры принял. Если гению не угодно признаваться, что он меркантилен и суетен, как все смертные, – пусть его не признается, мы тут, в миру, про суетность все очень хорошо понимаем.

Спору нет, он прожил бы и без гонораров, только на свои «пенсионные», накопленные скучным бизнесменским трудом, но зарабатывать Дмитрий Родионов, в отличие от Аркадия Воздвиженского, умел и более всего любил себя в искусстве, именно когда получал гонорары – очень, очень, очень «достойные», как выразился один немецкий издатель, возжаждавший печатать труды господина Воздвиженского в фатерлянде.

Детективы Аркадию удавались отлично – запутанные, мрачноватые, похожие на пресловутую «пламенеющую готику», всегда изящно, хоть и не слишком благополучно, завершавшиеся. Еще он превосходно умел держать себя, перед камерой никогда не пасовал, журналистов не боялся, запретных тем не избегал – в общем, находка, а не писатель! ..

Но в жизни – никогда никаких детективов, а тут на тебе, откуда ни возьмись! Да еще с угрозами и прочими непонятностями! ..

– Дмитрий Андреевич, я должна ехать, – задыхающимся голосом прервала Маша его размышления о своей судьбине и о месте детектива в ней. – Мне нужно… детей спасать.

– Никого спасать тебе не нужно, – возразил писатель Воздвиженский. – Он велел передать… что?

– Чтобы вы не ездили в Киев.

– Вот именно. А я пока в Киев не поехал еще. А раз не поехал, твоим детям ничего не угрожает.

Его секретарша поняла все наоборот. Женщина всегда понимает то, что говорит мужчина, с точностью до наоборот.

Она поняла не то, что сейчас нет никакого повода для паники и ужаса, а то, что, как только Родионов укатит, ей придется эвакуировать семью куда-то примерно в район Северного полюса.

И еще она почему-то решила, что он не поедет! Ну раз кто-то угрожает ее детям и для их безопасности следует оставаться в Москве, значит, нужно в Москве и остаться! ..

– Боже мой, что же делать? ..

– Маша!

– Если вы уедете… я же должна с вами ехать, а я не могу…

– Маша!

– Мне придется их увезти, но… куда? Господи, у нас все родственники в Москве, даже и уехать некуда…

– Дьявол! Маша! !

Рефлекс сработал моментально и стопроцентно, как у собаки Павлова. Маша схватила со стола папочку, сделала стеклянные глаза и по-сорочьи склонила голову набок.

– Да, Дмитрий Андреевич?

– Сейчас мы поедем в издательство, и я поговорю с Марковым. До этого разговора мы все равно ничего предпринять не сможем. Сейчас твоим детям ничего не угрожает. Поняла?

Секретарша кивнула.

– Повтори.

– Дмитрий Андреевич, шутить такими вещами…

– Да какими вещами! .. Что ты, ей-богу, психуешь! Сама рассказывала, как на прошлой неделе к Донцовой в дом какая-то поклонница ворвалась и руками там махала и чего-то требовала! Дочку ее чуть не до смерти перепугала! Или ты думаешь, что сумасшедшие только к Донцовой наведываются, а наши почитатели все разумные и милые? !

Маша моргнула. Родионов сунул ей свою кружку с остывшим кофе.

– На, попей, а я пойду соберусь. И поедем. Чем раньше приедем, тем быстрее с Марковым поговорим. И не смотри ты на меня глазами скорбящей Богоматери! ..

Он пошел было из кухни, но остановился:

– Где сейчас дети?

– Ле… Лера в детском саду, а… Сильвестр… он в школе, но через полчаса уже…

– Значит, из детского сада непонятно кому ребенка не отдадут. А Сильвестра мы заберем.

– Как… заберем?

– Из школы заберем, – сказал он с неудовольствием, – ничего, полдня с нами покатается.

Маша пришла в смятение. Предложение было очень и очень разумным, конечно, но отдавало таким неслыханным нарушением субординации, что согласиться на него ей казалось сущим безумием.

– Дмитрий Андреевич, это… невозможно и не нужно. Я маме позвоню… вернее, уже позвонила, и она…

– И она уже слегла с мокрой тряпкой на голове, – продолжил за нее знаменитый писатель-детективщик язвительно. – Правильно я понял?

Он понял все правильно, но это не означало, что она имеет право втягивать его в свои проблемы! Или имеет? .. Или это не она его втягивает? .. И это не только ее проблемы? ..

– Давай собирайся, – приказал гений, кажется, приходя в дурное расположение духа из-за собственного необдуманного благородства, – времени совсем нет!

Он вышел в коридор и проорал уже оттуда:

– Вот когда мне романы писать, чтобы вовремя их сдавать? ! Когда, спрашивается? ! Пойдешь сегодня сама к Маркову и будешь ему объяснять, почему я рукопись опять задерживаю.

Но первый раз в жизни Маше не было дела до его рукописей.

Телефонный звонок будто погрузил ее в зловонное и гадкое болото. И не просто зловонное и гадкое, но еще и кусачее, пиявочное, и десятки голодных пиявок с наслаждением впились в нее и теперь сосали из души все теплое и радостное, оставляя там страх и панику. Мирок Маши Вепренцевой хоть и не уподоблялся райскому саду, но все же был благополучен и мил и удобно устроен, и все в этом мирке было на своих местах – Дмитрий Родионов с его насмешливой уверенностью в жизни, Лера и Сильвестр, лучшие из детей, когда-либо существовавших на свете, мама, которая никогда не обременяла Машу нравоучениями, обожала внуков и имела еще одно очень важное качество. Что бы ни происходило в жизни дочери, она всегда была на ее стороне.