Как бы не так - Татьяна Полякова

– Лужу я видела, Вова, так и скажу. Как привяжутся, так и отвяжутся.

– Не сомневаюсь, – хохотнул он.

Впрочем, как бы я ни хорохорилась, но с той самой ночи, когда на лесной дороге я обнаружила мужчину с наколкой «Юра» на руке, в душе моей поселилось смутное беспокойство.

…Прогноз Брата не оправдался: милиция к нашему пациенту отнеслась с прохладцей. Жив ли, нет ли – пока не ясно, показаний дать не может, а то, что в городе стреляют и нет-нет да и убьют кого, давно уже не редкость. Задали обычные вопросы и уехали.

Тот, кого звали Юра, пришел в себя в мою смену. Я как раз была рядом. Он открыл глаза, мутные и поначалу бессмысленные, прищурился, пытаясь сфокусировать зрение, и очень отчетливо спросил:

– Где я?

Голос низкий, хриплый, что неудивительно. Я склонилась к нему, чтобы он мог меня видеть, и заговорила спокойно и ласково, с той особой интонацией, которая появляется сама собой в разговоре с больным или ребенком.

– Вы в областной больнице, вам сделали операцию, ваша жизнь вне опасности.

– Вы кто? – спросил он с явным беспокойством.

– Я врач. Самое страшное для вас позади…

– Кто… – прохрипел он, тяжело вздохнул и с трудом закончил: – Кто привез меня сюда?

– Я и привезла.

В этот момент я и сама забеспокоилась – с ним начало твориться неладное, он дернулся и вроде бы хотел встать. Я удержала его, сообщив скороговоркой:

– Вас нашла я, на лесной дороге, тут неподалеку, и привезла сюда. Вам не о чем тревожиться, все просто отлично, мы вас быстро поставим на ноги…

Он меня не слушал, вновь попытался вскочить, пришлось звать на помощь Брата. Не для того я тащила этого Юру и ночь напролет его штопала, чтобы он вот так, ни с того ни с сего, взял да и умер у меня на руках.

Проваливаясь в беспамятство, он успел схватить мою руку и прохрипел:

– Мне нельзя здесь… нельзя.

«И как мне это понимать? – думала я, возвращаясь в ординаторскую. – Что значит «нельзя здесь»? А где тогда можно? В какой-то другой больнице, где у него есть знакомый специалист и где, как он верит, все для него сделают? »

Эта мысль мне и самой не понравилась, я решила все с кем-то обсудить. Брат вошел за мной следом. Наташка раскладывала на столе пироги с ливером и сыр, кофеварка призывно фыркала, а я терзалась.

– Слышал, что он мне сказал? – обратилась я к Брату.

– Ну… – вяло ответил он.

– Что ну, слышал или нет?

– Слышал.

– И что думаешь?

– Ничего.

– Как это ничего?

– Ты, Маринка, иногда такая зануда, просто беда. Человек имеет право думать или не думать. Я не думаю.

– А что за спор? – заинтересовалась Наташка.

– Тот, из первой палаты, сказал: «Мне нельзя здесь» – и повторил: «Нельзя». Что думаешь?

– Я? – вытаращила глаза Наташка. – Что тут думать? Бредит человек. Может, дома газ не выключил и душой туда стремится, у нас задерживаться не желает…

– Глупость какая, – начала свирепеть я.

– Отчего сразу «глупость»? – обиделась Наташка. – Бог знает, что ему в бреду привиделось…

– Вот-вот, – влез Брат. – Давайте не будем голову ломать. Наше дело мужичка на ноги поставить, а не загадки разгадывать.

– Он боится, – твердо заявила я. – Ты же видел, что с ним стало твориться, как только он понял, где находится. Человек приходит в себя и первое, что говорит: «Мне здесь нельзя». Заметь, не просит жене сообщить или…

– Для мужичка кто-то не пожалел автоматной очереди… Лично я ничего знать не желаю. И другим не советую. Бредит себе человек, и пусть бредит.

– А может, у него с милицией нелады? Может, в розыске?

– Так ведь был милиционер.

– И что он увидел?

Мы переглянулись, и Брат заявил:

– Давайте без бурной деятельности.

– Ладно, – согласилась я. – Это дело милиции. Пусть они с ним разбираются. Мы свое дело сделали.

– Слава тебе господи, – вздохнул Брат. – На рожон не лезем.

– Наташа, узнай, не справлялся ли кто о нем…

Наташка потянулась к телефону, а я пошла в двенадцатую палату, взглянуть на послеоперационного больного.

Когда я вернулась, Наталья все еще сидела за столом и названивала по телефону.

– Никто твоим дядькой не интересуется, – заявила она. – Я менту позвонила, что сюда приходил. Говорю, надо бы родственников отыскать. А он: «Вот сами и ищите, раз ваш дядька без документов. Может, он приезжий или одинокий». Тут я сострить решила и говорю: «А может, он у вас в розыске? »

– И он к нам бросился? – догадалась я.

– Как же, жди. Говорит, а хоть бы и в розыске, далеко все равно не убежит.

– Оптимист, – усмехнулась я. – Могу ему такого порассказать…

– Никто твоего дядьку не ищет, – сказала Наташка. – А Вовка прав, не стоит нам лезть не в свое дело. Он мудрую мысль родил: а ну как им заинтересуются те самые типы, что его не дострелили? И сюда заявятся. Не знаю, как ты, а у меня ни малейшего желания присутствовать при их свидании.

Я села в кресло, разглядывая стену напротив.

– Чего как неживая? – вздохнула Наташка.

– Пытаюсь сообразить. Куда ж нам его теперь?

– Ты что, спятила? – вытаращила она глаза.

– Еще нет. Но откровенно тебе скажу: не для того я его из кусков сшивала, чтобы какой-то придурок взял его и убил.

– Ладно пугать-то… Это ж просто Вовкины домыслы, ты знаешь, он к концу смены на многое способен.

– Домыслы или нет, а ты баба глазастая, так что по сторонам поглядывай и к разговорам прислушивайся.

– Заметано. Бдительность и еще раз бдительность. Довольна?

– Не очень. Маетно мне.

– Это оттого, что ты голову себе разной чепухой забиваешь. Человек бредит, и только… – Наташка помолчала и добавила виновато: – Правда, перед этим его пытались убить…