Овечка в волчьей шкуре - Татьяна Полякова

– Конечно, – улыбнулась я и поцеловала его, а потом он меня, и мы на некоторое время забыли про ужин.

Следующие два дня мы провели за городом на даче Андрюшиного друга. Друг Андрея сам ездил сюда очень редко, и дача практически была в нашем полном распоряжении, маленький двухэтажный домик на окраине деревушки, затерявшейся в лесу. Весь день шел дождь, мы сидели на веранде обнявшись и были абсолютны счастливы.

– Хочешь почитать или посмотреть телевизор? – поинтересовался Андрей.

– Нет, – покачала я головой и спросила, помедлив: – Тебе не скучно со мной?

– Мне? – Он так удивился, что мне на какое-то мгновение стало стыдно. – Что за вопрос?

– Ты ушел с хорошей должности, работаешь охранником. Разве тебя может устраивать такая работа?

– Меня очень устраивает график. Сутки отдежурил, двое дома. Я хочу быть с тобой, ты не знала? – Опять его голос изменился, точно я сказала что-то обидное.

– У нас нет друзей… по крайней мере, к нам никто не приходит, и мы за эти полгода ни разу ни у кого не были. У меня нет подруг…

– По-моему, у тебя неплохие отношения с Валентиной (это наша соседка).

– Неплохие, – согласилась я. – Она иногда заходит, и мы с ней пьем чай… Но это ведь совсем не то.

– Я понял. Ты выздоровела и хочешь жить нормальной жизнью. Мне стоило раньше об этом подумать и…

– Андрюша, – позвала я, он замолчал, настороженно глядя в мои глаза. – Андрюша, я думаю… – Я на мгновение зажмурилась, но решила договорить до конца: – Я думаю, дела мои плохи, ты действительно любишь меня, я знаю… и… я скоро умру?

– Что? – Глаза его расширились от изумления, несмотря на трагизм ситуации, выглядел он комично, я едва сдержалась, чтобы не фыркнуть. – Что за сукин сын тебя надоумил? – Он вскочил с дивана, отшвырнул стул и так посмотрел на меня, что я на какое-то мгновение испуганно замерла, а потом принялась оправдываться:

– Прости меня, врач вел себя так странно… и я подумала… Андрюша, ты такой добрый, нежный, ты так терпелив со мной, я решила, что ты… как бы это сказать, ты хочешь, чтобы я была счастлива…

– Вот именно, – ввернул он.

– Нет, я имею в виду, ты жертвуешь собой, чтобы я в свои последние дни… – И тут он сделал то, что разом отбило у меня охоту продолжать всю эту чушь: он расхохотался, он хохотал так весело и заразительно, что я мгновенно поверила: моя близкая кончина отменяется.

– Я твоему травматологу морду набью, – заявил он, сел рядом, обнял меня и вздохнул. – На самом деле все гораздо проще. Когда случилась авария, я точно спятил, полгода жуткого страха, от которого невозможно избавиться. Все кончилось хорошо, но страх никуда не ушел. Он всегда со мной. Я боюсь, что, если оставлю тебя хоть на несколько часов одну, непременно что-нибудь случится. Я извожу себя этими мыслями и не могу думать ни о чем другом. Ты сама знаешь: с работы я звоню каждый час, просто замечательно, что я сторож, на какой еще работе потерпели бы такое? Я хочу быть с тобой, по возможности, всегда, и мне никто больше не нужен, мне хорошо, когда ты рядом, спокойно и хорошо, и я совершенно не нуждаюсь в дружеских компаниях… Конечно, это чистой воды эгоизм, я прекрасно понимаю, но мне, как и тебе, нужно время, все это пройдет само собой, и тогда мы ничем не будем отличаться от других. А пока…

– Я так люблю тебя, – сказала я и в этот миг была совершенно счастлива.

В пятницу в десять утра раздался звонок, звонил тот самый врач-травматолог.

– Анна Ивановна?

– Да, – испуганно отозвалась я.

– Простите, что беспокою вас. Не могли бы вы подойти ко мне в понедельник? Я принимаю с двух часов.

– А что случилось? – Мой голос звучал так тонко, что вовсе не походил на мой обычный голос.

– Ничего страшного, уверяю вас. Я показал ваши снимки очень хорошему специалисту, и у нас возникли вопросы.

– Какие вопросы? – Я совершенно ничего не понимала и оттого начала злиться.

– Вы уверены, что попали в аварию? – Сердце у меня застучало так часто, что на мгновение перехватило дыхание.

– Что вы имеете в виду? – справившись с собой, спросила я.

– Вы помните, как произошла авария? – тщательно выговаривая слова, точно забивая гвозди, задал он очередной вопрос.

– Что вы имеете в виду? – повторила я, голос сорвался, я тряхнула головой и опустилась в кресло.

– Пожалуйста, не волнуйтесь, – очень ласково заговорил он, как будто видел мое состояние. – Это самые обычные вопросы. У вас была травма головы, иногда после этого наступает частичная амнезия, потому я и спрашиваю: вы помните саму аварию?

– Нет, – подумав, ответила я. – Я помню, как очнулась в больнице.

– В Екатеринбурге?

– Да.

– Хорошо. – Я мрачно усмехнулась, прикидывая: чего хорошего он усмотрел во всем этом. – Анна Ивановна, я вас попрошу о нашем разговоре пока никому не рассказывать.

– Что вы имеете в виду? – Я опять перепугалась.

– Вы живете с мужем, так? Не стоит лишний раз его беспокоить, пока мы не разберемся со всем этим. Я жду вас в понедельник. Всего доброго.

Короткие гудки надоедливо повторялись, а я сидела в кресле, не в силах пошевелиться.

– Господи, что это такое? – пробормотала я, потом, точно очнувшись, набрала код Екатеринбурга. Мама сняла трубку после второго гудка.

– Анечка? Здравствуй, дочка. – Голос ее звучал нежно. Я зажмурилась, изо всех сил пытаясь представить свою мать. Я знаю, она невысокого роста, седые волосы (сказались обрушившиеся на нее переживания), карие глаза, смуглая кожа (Андрей говорит – мы похожи). Я просила ее прислать фотографию, но мама не может надолго оставлять отца, и на то, чтобы сфотографироваться, у нее просто нет времени. «Идиотская отговорка», – прошелестело в моем мозгу. Впрочем, какая разница: есть фотография или нет? Это моя мама.

– Мамочка, – начала я, вышло у меня как-то испуганно, – пожалуйста, расскажи мне об аварии.