Бог войны - Дэвид Гилман

Приняв капитуляцию местного рыцаря, сэр Гилберт доставил его вместе с другими пленными дворянами на борт английских кораблей, с приливом поднявшихся вверх по реке Орн. Их доставят в Англию и будут держать в плену, пока не получат за них выкуп. Король издал очередной указ, возбранявший чинить насилие женщинам и детям и грабить храмы, но добиться его исполнения маршалы и капитаны не могли. Спасения для богатых купеческих домов и рынков не было. Солдатам нужна была военная добыча, и это послужит хорошим уроком жителям других городов, дабы не думали оказывать сопротивление в будущем.

Элфред пережил сечу, равно как и Уилл Лонгдон – оба в крови от ран, но непоколебимо остававшиеся с сэром Гилбертом на протяжении всей схватки. Брат Блэкстоуна был с ними большую часть пути, но Скиннер и остальные попали под обстрел арбалетчиков и штурмовали уличную баррикаду. Сражение было жарким, но бой не стоял на месте, и люди разделились. Лучников в роте недоставало, и сэр Гилберт отправил своих людей на улицы искать погибших и созывать занятых мародерством или застрявших в последних стычках.

Блэкстоун брел по улицам в поисках брата, игнорируя очаги сопротивления, еще встречавшиеся в переулках и на площадях. Сажа въелась ему в кожу вместе с кровью и высохшим потом, и от смрада собственного тела страстно хотелось добраться до воды, чтобы смыть с себя наслоения грязи. Каждый мускул без исключения ныл, а десница болела, будто избитая палицей. Одни солдаты спали в дверных проемах, другие вытаскивали трупы на улицы, обирая с них каждую монету и украшение. Небольшие группки сидели, поглощая награбленное вино или уписывая хлеб, яйца и сыр, изголодавшись после дневных трудов. Мясо, найденное в погребах и коптильнях, оставляли без внимания: была среда, постный день, когда нельзя есть ни крошки скоромного, даже занимаясь истреблением мужчин и женщин.

Блэкстоун возвращался прежним путем, пытаясь отыскать переулки и улицы, которые выведут его к баррикаде, где он видел брата в последний раз. Вышел на Алана из Марша, по-прежнему лежавшего на пороге, но тело его было изувечено – скорее всего, горожанами. Меч пропал, но потеря невелика – в конце концов, это был меч бедного рыцаря. Парнишку ждет братская могила, но он хотя бы будет лежать вместе с другими лучниками. Жестокая цена сражения тяготила желудок Блэкстоуна, как свернувшееся молоко. Никакой разницы, где человека похоронят. Мертвый есть мертвый, и стоит мухам сесть, как в гнилом мясе закопошатся личинки.

Обугленные здания меняли форму улиц, и его память сбоила. Где-то он свернул не туда и наткнулся на латника, командующего пехотинцами, собирающими тела французов с улиц, готовя их к захоронению. Получив приказ помочь, Томас следующие два часа отволакивал и раздевал трупы, выкладывая их в рядок вдоль улицы. Когда прыти у солдат от усталости поубавилось, Блэкстоун улизнул по темному переулку, направляясь на улицы, где сражался. По пути спрашивал каждого встречного англичанина, не видел ли тот его брата в бою. Группа утомленных валлийских пикейщиков сообщила, что они видели отрока-лучника, пробивающего путь по улице вслед за своим командиром, пустив в ход боевой молот на манер косы. Потом другой пикейщик добавил, что видел рыцаря, в котором узнал сэра Гилберта Киллбера, штурмующего баррикаду, и поклялся, что того убили в бою. Томас возразил, что тот остался в живых. К группе подошел седовласый, просивший Томаса о помощи у баррикады на мосту, изнуренный сражением. Остальные расступились перед ним. Пристально взглянув на Блэкстоуна, тот протянул руку.

– Я Гриффидд ап Мадок.

– Томас Блэкстоун.

Они потолковали о сражении, и Томас с благодарностью принял хлеб и сыр, которыми с ним поделились. Рассказал о валлийском лучнике, укрепившем его дух. Тот не назвался, а пикейщики его тоже не знали. Но услышав из уст Блэкстоуна описание ран валлийца, согласились, что тот бился доблестно. Он показал им медальон, который умирающий вложил ему в руку.

Осмотрев его, Гриффидд снова положил его Томасу на ладонь.

– Сохрани его. Старик хотел, чтобы он был у тебя. Она предстательница людей в сей жизни, а когда придет час, перенесет твою душу на ту сторону. Ее кличут Арианрод, богиня Серебряного Колеса. Неважно, веруешь ты или нет. Она с тобою.

* * *

Когда люди устроились спать кто где был, Блэкстоун двинулся дальше в глубь разоренного города. Пожары еще не угасли, а по лабиринтам улиц до сих пор разносилось эхо криков и стонов. Один лишь указ не мог помешать насиловать женщин и резать их мужей. Он не обращал внимания на бесчинствующие группы пьяных солдат; приближаться к ним слишком опасно. Жажда крови и насилия гнала их из дома в дом. Позволял себе лишь мельком бросить взгляд на маленьких перепуганных детишек, полуголых и сопливых, беспомощно бродящих поблизости от своих домов в ожидании возвращения матерей, сбитых с толку вонью выпотрошенных тел и завыванием насилуемых женщин.

Изнасилование означает приговор к повешению, – но только не нынче ночью.

В отблесках пожаров был виден трехэтажный дом, покосившийся под опасным углом. Именно здесь арбалетчики удерживали улицы, на камнях валялось больше дюжины тел, и все были убиты одним лучником. Вернувшись по своим следам, Блэкстоун отыскал Ричарда Уэта, скрючившегося в дверном проеме. Косяк был расколот в щепу, в твердой древесине засели три арбалетных болта. Должно быть, попав под обстрел, Уэт пытался отступить, и здесь дал последний бой. Ни в его собственном, ни в запасном колчане, отданном Томасом, не осталось ни единой стрелы. Блэкстоун увидел торчащий в плече Уэта болт, обездвиживший его, почти лишив возможности постоять за себя. Каковы же шансы его брата остаться в живых, когда полегло так много других лучников?

Блэкстоун пробирался сквозь мрак, ныряя в дверные проемы и переступая трупы, когда небольшие шайки английских мародеров ломились через дома. Медленно, но уверенно он начал узнавать места, где бился. Наплыв эмоций от сражения затуманил улицы и здания, но теперь его рассудок сосредоточился, и он узнавал угол дома тут, вывеску ремесленника там. Когда он направлялся к одному из горящих домов, из бокового переулка послышались стремительно приближающиеся торопливые шаги. Люди кричали, но это были голоса французов. Из конца погруженного во мрак переулка бежал священник, словно за ним гнался сам дьявол, но потом споткнулся о труп, валявшийся на булыжной мостовой. Человек в клобуке споткнулся и, вытянув руки, во весь рост жестко и болезненно растянулся на земле. Оглушенный ударом, он попытался приподняться, но трое преследователей уже набросились на него – вооруженные горожане, очевидно из ополчения, оборонявшие город от англичан, но теперь вознамерившиеся убить священника. Один ударил фигуру в черном облачении жердью, другой пнул скорчившееся тело, а третий замахнулся секачом, чтобы зарубить упавшего до смерти.