КРЕМЛенальное чтиво, или Невероятные приключения Сергея Соколова, флибустьера из «Атолла» - Вадим Пестряков

Водитель-охранник Омурбек Батаев про форму понимал очень хорошо: за последние три года он так и не привык, что галстук бывает не на резиночке, а носки нужно покупать в магазине. Омурбек, глядя на людей, которые спускаются по трапу, почувствовал себя на взлетной полосе очень знакомо – как на плацу. Каждый советский мужчина, служивший в армии, знает, что по плацу можно передвигаться двумя способами: строевым шагом или бегом. Омурбек был очень рад, что передвигаться вообще не надо, и облегченно встал по стойке «смирно».

Да что там недавний прапорщик Омурбек – абсолютно никто из представителей киргизской стороны, встречавших мрачных гостей, не решался заглянуть в их души. И так было понятно, что души прибывших спецов тоже, скорее всего, единообразные. Если и не черные, то точно с какой-то мрачной поволокой. Рукопожатия сухие и сдержанные. А первый вопрос сиплый, как холостой выстрел:

– Как сам?

– Он ждет вас.

И это без приветствий, без вопросов про здоровье и дела. Не по-восточному как-то, обидно. Тридцать минут, пока черные лимузины из президентского гаража мчали целеустремленных незнакомцев к резиденции «самого», прошли практически молча. Не хватало в салоне запаха лепешек, дастархана, обстоятельности. Один из встречавших, бывший кагэбэшник, уязвленный холодной сдержанностью гостей, попытался было на правах хозяина завести разговор и обратился к главному:

– А вы, видимо, из наших, – заговорил он с основательной интонацией, намекая на причастность и свою, и гостя к органам.

– Не ссы, друг степей, чужие здесь не ходят, – ответил Соколов, посмотрел киргизу в глаза и слегка похлопал по щеке.

Товарищ Кирибеев – за долгие годы он привык к тому, что его все так называют, – густо покраснел в темноте. Он не оскорбился, нет. Ему было обидно, что вот здесь, сейчас, в этом темном салоне крутой иномарки, гость из Москвы не видит его истинную сущность. Кирибеев гордился тем, что без всякого блата и причастности к крутым кланам добился в жизни всего. Его лично знал президент. С ним первыми здоровались соседи. Он перевез семью из района во Фрунзе. И никто из подчиненных не смел сказать ему слова поперек, когда после обеденного перерыва он беспечно отрыгивал в пространство кисловатый запах бозо – хмельного национального напитка, который «городские» презирали.

– Друг степей это калмык, – блеснул эрудицией Кирибеев. И как обиженный представитель титульной национальности, и как образованный человек, в конце концов.

– Без обид, друг, я сам родом из Ташкента. Просто работа. Мы же профессионалы.

Соколову в целом не хотелось обижать смуглого, широколицего киргиза. Но каждое новое дело требовало своего уровня «понтов». В те годы понтоваться было принято профессионализмом. Скажешь кому-нибудь в глаза, что человек профессионал, и, считай, полдела сделано. Собеседник чувствует себя польщенным и обязанным. Комплимент надо отрабатывать, а значит, не задавать лишних вопросов; делать вид, что понимаешь тайную цель операции; ну и, как приятный бонус, чувствуя себя профессионалом, можешь повышать самооценку.

Но до Бишкека мода на «профессионалов» тогда еще не докатилась. Она, волной гнева, стыда и унижения, накатывала прямо сейчас. Но товарищ Кирибеев перестал обижаться буквально через несколько минут и уже скоро смог взять себя в руки.

– Да уж, нам, профессионалам, чего только не приходится. Чего только не бывает. Служба, – доверчиво и по-деловому примирительно пробурчал Кирибеев.

– Вот именно. Вот именно, – одобрил Соколов. Сделал паузу, слегка приподнял правую руку и, подумав, не стал больше похлопывать полковника Кирибеева по щеке.

Товарищ Кирибеев облегченно выдохнул, и улыбка сопричастности расплылась по его лицу. К месту назначения он прибывал в ранге профессионала и коллеги московского гостя. И если вдуматься, то это лучше, чем за полчаса раздавить пол-литра на ходу, как это иной раз случалось при встрече московских гостей.

Процессия черных автомобилей скользнула по окраине тускло освещенной столицы и ворвалась на территорию резиденции. Она была такой же, как все бывшие дачи ЦК КПСС в союзных республиках. Можно было смело сказать, что даже у каждой тени здесь был инвентарный номер. Гость резиденции, с одной стороны, должен был проникнуться здешней самобытностью, а с другой – получить универсальную обкомовскую добротность. Чтобы работа была в радость. И чтоб без особой экзотики.

Москвичам предложили расположиться в гостевом домике с тремя спальнями, двумя туалетами, одной ванной комнатой и холлом с бильярдом. От щедрого горного солнца сукно на бильярде стало цвета хаки. На это сукно, как планшет на плащ-палатку, Соколов и поставил странного вида прибор, немедленно нажав на невидимую кнопку. Черный пластмассовый ящик ожил, издал квакающий звук, загудел инопланетным тембром, стал переливаться светом десятка лампочек. На это киргизская сторона прищурилась больше обычного. Прибор продолжал уверенно ворковать с пространством. Вопреки ожиданиям хозяев, ни локального взрыва, ни вертикального взлета так и не последовало.

– Сканируем пространство на предмет подслушивающих устройств, – объяснил происходящее Соколов. Он извлек из внутреннего кармана коробочку размером с зажигалку, выдвинул антенну и стал методично, метр за метром исследовать казенное жилище. Так же, достав аналогичные штуковины, поступили трое его коллег. Коллеги, кстати, ехали до резиденции второй машиной. И охранник-водитель Омурбек Батаев, сидя за рулем и вдыхая всю дорогу знакомый запах армянского коньяка, понял, что люди из Москвы приехали хорошие и понятные. Неудивительно, что у пассажиров второй машины сканировать пространство получалось даже лучше и артистичнее, чем у Соколова. Товарищ Кирибеев довольно быстро смог сделать понимающее лицо, глядя на волнующую пластику этой пантомимы в черном.

– Ну профи, епт. Все как надо исполняют, – тихо сказал Кирибеев скорее для своих подчиненных.

В одной из спален обнаружилась кладовая. Открыв дверь, Соколов указал на довольно громоздкий предмет, накрытый тканью:

– Это что? – спросил он раздраженно.

– Это бронзовый бюст товарища Усубалиева. Первого… бывшего первого секретаря ЦК Компартии Киргизии. Подарок. То ли от товарища Кунаева, то ли от товарища Рашидова, – ответил оробевший завхоз в звании не ниже майора.

– Фонит, убрать немедленно! – распорядился Соколов и продолжил сканирование, заглядывая за портьеры и оглаживая придирчивой рукой плинтусы, радиаторные батареи и паркетные швы. Через пару минут, промокнув капельки пота на лбу хрустящим белым платком и ослабив узел на галстуке, он вынес вердикт:

– Чисто. Можете быть свободны, коллеги.

Товарищ полковник Кирибеев и майор-завхоз, причисленные теперь и к лику «коллег», отправились на выход. Пятясь спиной к двери, они уносили прочь бюст главного коммуниста Киргизии. Каждому из офицеров досталось по бронзовому уху бывшего шефа. Соколову даже показалось, что Усубалиев сначала укоризненно нахмурился, но потом совладал со своей металлической мимикой и, непроницаемый, выплыл из помещения в строгом соответствии с новыми веяниями.