Берег Живых. Выбор богов. Книга первая - Анна Сешт

Вместо ответа Павах предпочёл сосредоточиться на текстах. Похоже, что волю Ваэссира Эмхет, касавшуюся лично его, ему предстояло понять самому.

Глава 5

Почти всё время своего заключения Перкау пребывал в молитвах, отвлекаясь только на потребности тела. Тишина не пугала его и не угнетала – угнетали лишь собственные мысли и сомнения. Он молил Ануи о знаке, о подтверждении своей правоты, но Ануи и так был с ним – здесь, в этом храме, в одном из оплотов Своей Силы и величия. Ни на миг Он не оставил Своего жреца перед лицом тех испытаний, что выпали ему.

Но даже Страж Порога не послал ему ни единой весточки о Тэре и Хэфере. Был ли их путь благополучен, или приключилась какая беда, Перкау не знал, и это удручало его, приводило почти в отчаяние. Но в моменты кристального покоя в мыслях, который давали молитвы и медитации, бальзамировщик понимал, что так было даже лучше: не знать, чтобы не выдать.

Иногда он вспоминал Серкат и своё посвящение в пустыне, вспоминал последний дар жрицы Сатеха, который он передал Хэферу. В такие моменты его искушала мысль прибегнуть к Силе Владыки Каэмит, чтобы выдержать то, что ему предстояло. И даже здесь, в храме Ануи, эта мысль уже не казалась такой уж плохой. Лират говорила, что оба Божества помогут ему выстоять. И пусть Перкау посвятил свою жизнь в основном одному, ко второму именно он привёл царевича Эмхет. А внутренне жрец всегда знал, что Сатех не оставил его, что отзовётся ему, стоило только позвать… Какая с того случится беда? Он уже обречён, уже объявлен колдуном-осквернителем, уже лишён права на память и погребение, и на своё положение. Он будет оставлен и забыт, но не своими Богами… и не теми, кто любил его.

«Я сохраню память о тебе, мой Перкау. Что бы ни случилось с тобой, я сохраню…» – обещала Лират в ту ночь в храме, когда они говорили в последний раз. И своё обещание она исполнит – в том бальзамировщик не сомневался. Эта мысль согревала его, как и мысль о том, что Хэфер защитит Тэру, а она – Хэфера. Всё, что оставалось ему – в свой черёд защищать их, не выдать.

Он не позволял себе думать о том, что станет с Лират, что станет с его общиной, потому что эти мысли подтачивали его силы.

Он останавливал себя от того, чтобы снова и снова возвращаться к разговорам с Первым из бальзамировщиков о невозможном свершении, потому что это ставило под сомнение его право на справедливость, его жреческое искусство, его веру и саму его суть.

Враг, которому он противостоял, многократно превосходил его во всём. Перкау не надеялся сохранить себя, ничего от себя самого в этом бою – только то, что защищал.

«Несколько дней я даю тебе на размышления. А после уже ничья милость не защитит тебя – ни моя, ни Императора… ни даже самих Богов».

В эти несколько дней, подаренные Великим Управителем, все силы жрец направил на то, чтобы укрепить себя – свой разум, свою плоть, своё сердце.

Они разрушат его разум, как война разрушила его храм. Они расколют сосуд его плоти, медленно разберут по частям, сотрут в прах, тщательно просеяв, рассчитывая извлечь драгоценные крупицы знания. Но его сердце, его дух останутся крепки и сохранят тайну новой Силы будущего Императора, которому бальзамировщик оставался верен…

* * *

Хатепер ожидал своего брата и Владыку на скамье у красивого фонтана с лотосами, выложенного зеленоватой мозаикой из редкого оникса. Дипломат искренне наслаждался драгоценными минутами уединения и покоя – никому не было доступа в потайной сад Императора, кроме членов семьи и самых доверенных слуг.

В гармоничном сочетании, созданном искусством придворных садовников, здесь росли раскидистые сикоморы и цератонии, невысокие гранатовые и персиковые деревья, статные акации и огромные пальмы-дум, гибкие ивы и тамариски. Птицы пели в ветвях, радуясь сиянию Ладьи Амна. Большие пруды и аллеи дарили прохладу. Так легко было забыть, что за границами этого маленького мира покоя и гармонии существуют беды и тревоги, тени войны, угрозы междоусобиц… И Хатепер позволил себе ненадолго забыться.

В этом же саду, в зарослях, за резными дверями скрывалось маленькое семейное святилище, в котором часто бывал Владыка. Когда Секенэф совершал поездки по стране, он всегда посещал гробницу Каис в императорском некрополе в предместьях Апет-Сут. Но намного чаще он обращался к ушедшей на Запад супруге вот так, по-простому. Традиционные семейные святилища были у всех рэмеи, от крестьян до чиновников, и потомки божественного Ваэссира, несмотря на обилие храмов своего предка по всей стране, не были исключением.

Тревожить Императора в такие минуты не решались даже Амахисат и Хатепер. Это время было священным. Дипломат же и сам был не против сейчас отдохнуть, настроить свой разум на спокойный лад, насколько позволяли события. Времени после посвящения у него стало ещё меньше. Вельможи искали с ним встреч пуще прежнего теперь, когда негласно он стал наследником Владыки. Этого они с Секенэфом и добивались. Об официальном назначении объявлено не было, но все всё понимали. Влиятельные мужчины и женщины столицы спешили заново уверить его в своей поддержке, с тем чтобы выгадать себе больше влияния в будущем. Череда гостей и приглашений на званые трапезы не иссякала. При всём уважении к своим союзникам и недоброжелателям при дворе, Хатеперу часто приходилось отвечать вежливым отказом, откладывать всё новые и новые встречи. В общем, всё шло своим чередом, как он и ожидал.

Посмотрев на фонтан, Хатепер подумал о том, что стоило бы послать весточку Анирет, чтобы она не чувствовала себя оставленной и чтобы не получила последние новости из чужих рук. Она-то сумеет понять причины, которые стояли за решениями её отца и дяди – сумеет как никто. Другое дело – Ренэф, но, учитывая всё произошедшее в Лебайе, реакция царевича была теперь не так легко предсказуема. В своём послании юноша напрямую просил об отлучении от рода в наказание себе… Хатепер ждал возможности поговорить с племянником едва ли не больше, чем его мать. Нельзя было допустить непоправимого теперь, когда всё было так хрупко. Если Ренэфа ничто не задержит, – они успеют увидеться прежде, чем Великий Управитель направится на свою миссию. Оставлять Секенэфа до Ритуала Разлива он не хотел. В этот непростой год всей императорской семье как никогда требовалась поддержка друг друга, а от внутреннего благополучия и равновесия Владыки зависело слишком многое – особенно в дни восхождения Звезды Богини [6 - В Древнем Египте наступление нового года было приурочено к разливам Нила, к восхождению звезды Сопдет (Сириус). ], во время смены циклов. Вся Таур-Дуат зависела от даров Великой Реки, и лишь Владыка и царица, принимая в себя силу Богов, говорили с её первозданными водами. Обильный разлив, приносящий щедрые урожаи, означал милость божественных покровителей Империи, а также то, что Владыка, занимаюший ныне трон, правит согласно Закону. Каждый год становился тому подтверждением, и такое подтверждение сейчас особенно требовалось всему рэмейскому народу.