Не ходи служить в пехоту! Книга 4. Штурмовой отряд пехоты - Юрий Тимофеев

Только позже я увидел Хачилаева во время какой-то дискуссии на телевидении, и он не произвел на меня впечатления какого-то агрессивного исламиста, да, он убежденный мусульманин, но это его культурный выбор. У меня свой и совершенно другой культурный выбор, просто даже противоположный. Да, в обычной жизни мы не стали бы с ним друзьями, но это не значит быть врагами. Ведь все так просто в этом вопросе. Он живет у себя, я у себя. Никто ни к кому не лезет и не учит как надо. Живем или вместе, или рядом, но каждый в своем доме. В чем проблема? Мне не хотелось бы как-то пробовать силой заставлять их думать по-другому или заставлять силой находиться в составе России. Напротив, некоторые его предложения о предоставлении Чечне независимости мне даже импонировали, и в целом я был с ним во многом согласен, считал, что народы Кавказа способны сами принимать решения, как им жить и развиваться. А нам надо бы уважать принятые этими народами решения. Хорошо, что не поступил приказ убыть в Дагестан, очень хорошо, повезло просто.

После этого события осталось тревожное чувство от того, как легко и просто мы могли ввязаться в войну на территории Дагестана, а российский народ даже бы не спросили, и все узнали бы о том, что там началась война, просто из новостей.

В конце мая комбата уволили, он не стал закатывать отвальную. Скромно собрались офицеры батальона (те, что были на месте), отметили, поговорили. Прошло все душевно. А уже в июне мы с ним прощались навсегда, он уезжал в Гамбург.

Было очень тяжело, и я знал точно, что это была вынужденная мера, он не мог ничего предложить своей семье, а там их ждали другие перспективы.

– А что вы будете там делать?

– Вопрос в том, что я здесь буду делать. Что, кроме охраны? Жить на пенсию? Это невозможно. В охранники я не пойду ни за что. Жена говорит, что я там спокойно найду работу, нормальную. Во всяком случае мы на социальные пособия сидеть там не будем, не те мы люди, работу найдем.

Простились.

Почему-то именно это событие меня сильно травмировало. Я задумался над своей жизнью и своими перспективами. Что меня ждет? Может, все бросить и уехать куда-нибудь? Может, начать все заново? Еще не поздно. Мне всего-то двадцать восемь лет.

Как так может у нас в стране все это происходить? Комбат, зная, что совсем скоро он будет жить совсем в другой стране, в Германии, зная, что ему надо уже думать о совсем другой жизни и проблемах, настолько был предан нашей армии, что готов был, несмотря ни на что, уехать на войну и командовать там батальоном? ! Это просто не укладывалось у меня в голове. Язык не повернется назвать его непатриотом.

Вместо комбата никого не назначили, сказали, что на его место приедет офицер из Забайкалья, а до его приезда командовать батальоном буду я.

Обязанности комбата не оставляли мне много времени на посторонние размышления, хоть и командовать таким батальоном было одно удовольствие.

Танковый батальон очень небольшой по количеству личного состава, много офицеров, все солдаты и сержанты приходят в батальон уже после учебных подразделений, неспециалистов нет вообще, можно в таком батальоне навести образцовый порядок. Моя же задача была еще проще – сохранить то, что оставил предыдущий командир, теперь уже рядовой гражданин Германии. Человек, который больше двадцати лет готовился воевать с вероятным противником – НАТО, теперь сам уехал жить в страну НАТО.

В одно из воскресений, в день второго тура выборов Президента России, для организации голосования мне надлежало прибыть в полк и лично проконтролировать голосование личного состава своего батальона, который нес службу в караулах и внутреннем наряде. Традиционно явка должна была быть 100%. Именно такая стояла передо мной задача. Которую выполнить было легче простого. Солдаты и сержанты полка должны голосовать в одной из школ города, а личный состав, находящий в караулах и в других местах несения службы, должен опускать бюллетени в переносную урну. Этим делом занимался один подполковник на майорской должности из управления полка, должность его называлась «психолог» (в то время ввели такую должность в полках и занимали ее самые бестолковые и бесполезные из бывших политработников). Будучи немного навеселе, он мне рассказал, что для караулов и иных людей, находящихся в отрыве, подготовлено две урны. В одну урну солдаты реально будут бросать бюллетени для голосования, а другую урну отдадут в избирательную комиссию, там уже все бюллетени «правильные».

В это время в полку никто и ни с кем не говорил о политике, за исключением, естественно, политики на Кавказе. Прошли те времена. Подполковник не знал моих политических убеждений, но был уверен, что я против Ельцина, естественно. Тогда все считали его просто дураком, и я в том числе. А раз против Ельцина, значит за Зюганова. Как бы не так! Он жестоко просчитался. В любом случае я проголосую против коммунистов, даже если их соперником будет Ельцин. А если выбор: или Ельцин, или Зюганов, то мой выбор однозначный – Ельцин. Но подполковник сказал мне по секрету, что все устроено против Ельцина, за коммуниста Зюганова.

У меня план созрел мгновенно. Урны были совершенно одинаковые, и только на одной из них была наклеена ленточка красной изоленты, которая должна была быть сдана в избирательную комиссию, в этой урне все бюллетени за коммунистов. Эту урну поставили в комнату отдыха дежурного по полку. Дежурным по полку стоял один из командиров рот из моего батальона. А психологу помогал один из дневальных по штабу полка, тоже из моего батальона.

После того как выездное голосование закончится, необходимо было урны подменить, и психологу проконтролировать сжигание честной урны на мусорке полка. После чего отвезти нужную, коммунистическую, урну в избирательную комиссию.

Я быстро предупредил своего командира роты и дневального по штабу, чего я хочу, и приказал строго-настрого молчать.

Уже к одиннадцати часам утра все было кончено. Подполковник уехал в свою избирательную комиссию.

Я был очень доволен, что не просто не дал забрать голоса у Ельцина, но еще не дал возможность коммунистам всех опять обмануть, чем они, эти проныры, обычно и промышляли. Еще больше меня успокаивало то, что я как раз был на стороне закона.