Искупление кровью - Карин Жибель

Вынув из ящика несколько зерновых батончиков, Даниэль спустился во двор. Он любил наблюдать за тем, как заключенные, собравшись все вместе, пользуются полусвободой. Во время прогулки он выявлял напряженные отношения, наличие кланов, видел, кто страдает, а кто лучше переносит невзгоды заточения, выковав себе для сопротивления кольчугу. Достаточно было понаблюдать. Это и делала сейчас Жюстина, стоя на верху лестницы. Она прекрасная надзирательница. Она в конце концов поймет…

Когда Даниэль подошел, она отвернулась, как обиженная девочка.

– Хочешь передохнуть? Я могу здесь побыть немного…

– Нет, спасибо. Обойдусь.

– Ладно… Ты на меня рассердилась?

– Сама не знаю, – призналась та, потупив взгляд. – Просто не знаю… Не знаю, и все.

– Если хочешь, мы еще вернемся к этому разговору…

– Да. Разумеется…

Он направился к камере 119. Эмманюэль, которая сидела на своей койке, устремив взгляд в пустоту, вздрогнула, когда начальник вошел. Еще не привыкла, что входят без стука.

– Как вы? Вас отведут к врачу, чуть позже…

– Да, спасибо, месье.

Прежде чем оставить Эмманюэль в ее полном отчаяния созерцании, он забрал пачку «кэмел». Еще раз зашел в комнату надзирателей, приготовил там чашку кофе и наконец спустился в подвал. Открыл дверь, помедлил перед решеткой. В полутьме разглядел Марианну, все еще лежащую на полу. Она ни на сантиметр не сдвинулась, так и лежала на боку, в позе зародыша. Он вдруг ужасно перепугался. Поставил чашку на пол, встал перед ней на колени.

– Марианна? Слышишь меня?

– Отвали…

Вздох облегчения. На какой-то миг он подумал…

– Давай вставай! Нам нужно поговорить!

Девушка отказывалась повиноваться, и тогда он силой развернул ее к себе. Ожидал увидеть лицо, залитое слезами раскаяния, смешанными с кровью, но глаза ее были сухи. Даниэль дал ей пачку бумажных платков и отошел в сторону.

Марианна протерла лицо и шею, потом присела у стены, невольно застонав от боли. Тогда она и заметила чашку кофе.

– Это тебе. С тремя кусками сахара.

Главное, не благодарить, не показывать, насколько это тебя зацепило.

– Не хочешь? – изумился офицер.

– Чтобы доставить тебе удовольствие, – процедила она сквозь зубы, поднося чашку к губам.

– Я не в восторге от того, что произошло утром…

Кофе был великолепен. Но никакого меда не хватило бы, чтобы усластить реакцию Марианны.

– Перестань! Ты обожаешь меня дрючить! – проговорила она все еще слабым голосом.

– Вовсе нет, и ты это прекрасно знаешь. Так что даже не начинай! Расставим все по полочкам, раз и навсегда: я не хочу, чтобы ты поднимала руку на меня и на любую из надзирательниц. Ты поняла, Марианна?

Она не желала давать никаких обещаний.

– Не ты здесь командуешь. Начальник – я, и никто другой.

Лицо по-прежнему бесстрастно. Что творится у нее в голове?

– Ты что, язык проглотила? Можешь, по крайней мере, смотреть на меня, когда я говорю с тобой!

Она подняла глаза, сверкнувшие в полумраке, как два солнечных затмения. Даниэль внезапно ощутил какое-то странное жжение внизу живота. Вовсе не от коварного пинка. Что-то другое. Такое всегда случалось с ним, когда Марианна пронизывала его взглядом. Но сейчас нельзя было терять голову.

– Если ты ждешь извинений, то можешь состариться здесь! – надменно проговорила она.

Даниэль вынул из кармана пачку «кэмел» и бросил ей. Этот новый знак внимания удивил Марианну.

– Думал, тебе это доставит удовольствие…

– Два часа назад ты меня лупил почем зря, а теперь хочешь доставить мне удовольствие? – бросила она с презрительной улыбкой. – Ты, вообще, нормальный?

– Гнев поутих, – признался он.

– Ты меня удивляешь! Если учесть, как ты меня отделал!

– Ты сама напросилась и получила по заслугам. Пора бы уже усвоить…

Марианна вынула сигарету, поднесла ко рту. Опухшая, разбитая губа непроизвольно скривилась.

– У меня зажигалки нет…

Даниэль дал ей прикурить, и она наконец вновь насладилась вкусом табака. После кофе – божественное ощущение.

– Есть хочешь? Ты ведь так и не позавтракала утром…

Марианна задрала свитер, показала гематомы на животе. Даниэль огорчился, но не подал виду. Она прошла к крану, смочила водой лоб и щеки. Нагнувшись над дырой сортира, ощупала лицо вслепую, кончиками пальцев.

– Черт, – пробормотала она. – Ты меня совсем изуродовал!

– Да нет! Ты по-прежнему очень красивая, поверь!

Этот разговор уже граничил с абсурдом. К чему вообще говорить с типом, который так зверски ее избил? Но так ли уж сильно она пострадала? Несколько кровоподтеков, физическая боль поверхностная. Нет сравнения с теми ранами, какие нанесла Жюстина. Они гораздо глубже… Их взгляды на мгновение встретились. Нет, Марианна не затаила на него злобу. Она и в самом деле сама напросилась и заслужила урок. В тюрьме она усвоила другой образ мыслей, другое отношение к происходящему. Если взглянуть извне, это избиение показалось бы чудовищным. Но тут, в глубинах ада, эпизод не имел значения. Марианна снова села. Все-таки было трудно стоять.

– Я бы могла тебя убить, – прошептала она. – Не хотела, но могла бы…

– Знаю, – улыбнулся он. – В любом случае ты могла бы защищаться лучше. Но ты приняла наказание.

Марианна не стала с этим соглашаться и закурила новую сигарету.

– Ты бы предпочла сорок дней в карцере?

– Плевать на твой карцер! Так или иначе, что там, что в другом месте… Везде сплошной кошмар.

Она отвернулась, удерживая слезы, готовые вот-вот прорвать оборону.

– Да, везде кошмар. Но ты ведь здесь не случайно… Ты убийца, Марианна. Не забывай об этом.

– Как, по-твоему, я об этом забуду! – вскричала она. – Ты что себе вообразил? Что мне наплевать?

– Ты сожалеешь?

– Что это меняет, скажи?

– Все. Это меняет все. Если ты сожалеешь, значит не так безнадежна, как о тебе говорят.

Ее глаза наполнились пронзительной грустью. Сверхчеловеческое усилие, чтобы не пустить слезу. Ведь она никогда не плачет перед другими.

– Ты не злая, просто не умеешь совладать с яростью, которая клокочет у тебя внутри. Я был бы рад, если бы тебе это удалось. Ты можешь. Я уверен в этом.