Дети времени - Адриан Чайковски

Похожий на коврик охотник останавливается, уловив еле заметные вибрации. Поверхность почвы покрыта его нитью, которая образует неопрятный, но чуткий орган чувств, сообщающий ему о движениях добычи. Против столь примитивного создания Порция и ее родня предпочитают использовать способы охоты, которые не менялись тысячелетиями.

Порция уже рассмотрела рисунок нитей внизу, проходящих по опавшим листьям, почти неразличимых взору, не обладающему ее остротой. Она опускает вниз переднюю лапу и аккуратно играет нитями, красноречиво разговаривая с помощью касания и движения, создавая призрачную добычу и придавая ей иллюзорные размер, удаленность и вес, полностью сфабрикованные ее умением. Она вторгается в примитивное сознание наземного охотника с такой точностью, словно действительно способна вживить в него свои мысли.

Он продвигается на несколько шагов, проверяя это ощущение, не до конца убежденный. Она предполагает, что ему уже случалось чудом спасаться от кого-то из ее родни. Огромное косматое брюхо поднято в готовности выбросить облако острых волосков, которые забьются Порции в легочные книжки и вызовут раздражение в суставах.

Она снова осторожно опускает лапу, дергая и подтягивая, показывая, что иллюзорная добыча удаляется и вскоре вообще уйдет. Ее тело такое же пятнистое и неровное, как у ее предков, и примитивные глаза наземного охотника ее не различили.

Он неожиданно заглатывает наживку – волосатым вихрем несется по перегною в никуда, а Бьянка падает ему на спину клыками вперед, вонзая их в то место, где лапы соединяются с туловищем, а потом отпрыгивает на несколько длин тела, чтобы не попасть под ответный удар. Охотник бросается за ней, но тут же спотыкается, резко потеряв твердость лап. Спустя несколько мгновений он уже дергается и трясется под действием яда, а две самки ждут, чтобы он перестал двигаться (хотя при этом останется жив), и не подходят питаться. В особенности Бьянка остается в напряжении, готовая отскочить в случае необходимости. Ее брюшко колышется, чуть сокращаясь и раздуваясь, прогоняя воздух через легочную книжку.

Сверху на них тоскливо смотрит самец и, когда Порция поднимает взгляд, чтобы его проверить, просит разрешения покормиться. Она приказывает ему сначала закончить работу.

Спустя мгновение он спрыгивает чуть ли не прямо на нее, заставляя инстинктивно отскочить. Она неудачно приземляется и падает на спину, а потом гневно поднимается. Бьянка чуть не убила самца, но тот топает и отчаянно жестикулирует: «Близко опасность! Опасность! Плевуны! »

И он не ошибся: идут ее древние враги.

Плюющиеся пауки, скитоды, шли одним темпом с родичами Порции с самых их крошечных истоков. Размерами они где-то между нею и наземным охотником, однако размер не был ключом к доминированию даже в довирусные времена. Сейчас она видит, как они настороженно подползают ближе, целый отряд: шесть… нет, восемь… особей, рассредоточившихся и бдительных. Они спустились со своей паутины на охоту. Они охотятся стаями, эти эволюционировавшие плевуны, и Порция понимает, что они – не животные, хоть и не достигли того уровня, какой получила она. Эти крупные шаркающие убийцы постоянно находятся на окраинах мира Порции – жестокие скрытные дикари, чье невидимое, но неизменное присутствие не позволяет молодняку удаляться от гнезда.

Если бы численность была равной, то Порция и Бьянка стали бы сражаться за свою добычу – ведь плевуны явно шли по следу того охотника. Однако восемь – это слишком много, даже с учетом тех дополнительных хитростей, к которым могут прибегнуть эти трое путешественников. Скитоды смогут разбросать свои липкие ядовитые нити слишком густо. Хотя зрение у них слабое, а Порция и ее родичи достаточно сообразительны, чтобы предугадывать, и достаточно подвижны, чтобы уворачиваться, при таком количестве сетей вероятность уйти будет слишком низкой.

Плевуны же прекрасно знают, какую опасность представляют собой собратья Порции. Эти два вида сталкиваются на протяжении жизней бесчисленных поколений, с каждым разом все лучше понимая противника. Сейчас и те и другие осознают, что их соперники нечто меньшее, чем родичи, но нечто большее, чем добыча.

Порция и Бьянка автоматически принимают угрожающие позы, поднимая передние конечности и демонстрируя клыки. Порция соображает, не уравновесит ли шансы ее новое секретное оружие. Ее разум проигрывает вероятные сценарии с участием самца и без него. Численность противника представляется ей слишком большой для уверенной победы, а ее задача стоит на первом месте. В ее сознании имеется некий метаплан, такой же, как нахождение пути от А к Б, который составляли ее дальние предки, – вот только теперь целью является не просто какая-то точка в пространстве, а нематериальные условия победы. Бой с плевунами скорее всего лишит ее возможности достичь того, что она наметила.

Она подает остальным двум знак отступить, делая свои жесты достаточно размашистыми и медленными, чтобы их смогли уловить менее зоркие глаза плевунов. Понимают ли они ее? Этого она не знает. Она даже не может сказать, есть ли у них какой-то способ общаться друг с другом, который был бы похож на ее собственный визуальный и вибрационный язык. Тем не менее они не приближаются: никаких плевков и только минимальная демонстрации угрозы – пока Порция со своими спутниками отступает. Лапы Бьянки отбивают фоновое ворчание досады и раздражения. Будучи крупнее Порции, она охотнее идет на физическую конфронтацию. Она сейчас здесь потому, что такое поведение тоже бывает полезно, но по той же причине осознает необходимость следовать указаниям Порции.

Они поднимаются обратно, понимая, что им снова придется охотиться, и надеясь, что клан скитод удовлетворится тем, что им оставлено. Порой плевуны идут следом, и тогда придется выбирать между быстрой схваткой или засадой.

До темноты они успевают завалить паука-кругопряда, а самец ловит зазевавшуюся мышь, но это нельзя назвать сытной трапезой. Активный образ жизни и модифицированная анатомия Порции означают, что в расчете на единицу веса ей нужно гораздо больше пищи, чем ее предкам. Если бы им пришлось жить одной только охотой, их путешествие заняло недопустимо долгое время. Однако в багаже у Бьянки есть четверка живых тлей. Она выпускает малюток присосаться к растениям, отгоняя самца на тот случай, если он забудет, что они не для поедания… по крайней мере, пока. С наступлением сумерек, когда Порция уже спряла в кроне временный шатер, дополнив его сторожевыми нитями, растянутыми во все стороны, тли дают клейкий нектар, который пауки могут пить, словно питательные разжиженные внутренности своей добычи. Прирученные тварюшки послушно возвращаются к Бьянке в паутину, зная только, что с ней они в безопасности, и не понимая, что в экстремальной ситуации сами станут трапезой.