Солдат, который вернулся - Александр Тамоников

– Понятно. – Николаев кивнул, улыбнулся и заявил: – А ты, Катя, боялась, что Говорков отомстит тебе.

– Это ты его заставил заплатить мне столько денег?

– Сумму мы не обговаривали.

– С чего он так расщедрился? Раньше десять тысяч платил, да и то через месяц.

– Это, Катя, называется расчетом с возмещением материального и морального ущерба, нанесенного ранее.

– А он обратно деньги не затребует?

– Говоркова вы больше в Шанино не увидите.

– Видать, сильно напугал ты его, Рома, – воскликнул Петрович.

– Не в этом дело.

– Тогда надо бы отметить увольнение Екатерины. Как думаешь, мать? – Петрович повернулся к Марине Викторовне.

– Все бы тебе пить, – сказала та. – Хватит, вчера выше головы отметили. Делами заниматься надо.

– Да какие дела, если вон тучи опять небо обкладывают? А в дождь какая работа? Только наливай и пей.

В разговор вступил Николаев:

– Сейчас, Петрович, не до пьянки. Лес к обеду привезут, надо будет пилить, колоть.

– Так я завсегда. Марина, придется тебе самогон из тайника достать, без него работа не пойдет.

– Куда тебе, Петрович? У меня уже есть работник.

– Это Гусь, что ли?

– Ты что-то имеешь против? – Гусев надвинулся на Петровича.

– Нет, втроем сподручнее будет.

– Я вам помогу дрова укладывать, – сказала Екатерина. – А потом и посидим, как дела закончим.

– Ладно, так еще можно, – согласилась Марина Викторовна.

Тучи, что обложили небо, постепенно рассеялись, дождь не пошел. Самосвал приехал, как и договаривался Гусев, в половине второго, в обед.

Мужики взялись за работу. Екатерина помогала им. Дотемна они успели управиться с половиной кругляка, сваленного в кучу.

Ужинали в доме Воронцовых. Гусев опять пил много, сначала водку, потом самогон, но не пьянел, как вчера, только становился все мрачнее.

Николаев заметил это, попросил друга выйти на улицу, там угостил его сигаретой и спросил:

– Что с тобой, Коля?

– Ничего, – буркнул Гусев. – Все нормально.

– Да вижу, как нормально. Злой как черт. С чего озверел-то и на кого?

– Рома, не лезь в душу, да? ! – попросил Гусев.

– Вот оно что. Ну, знаешь, друг мой хороший, если и дальше вспоминать то, что было, то лучше развестись. Не мучить ни себя, ни Ленку, ни сына.

– В своей семье я разберусь сам.

– Не получится у тебя это, Коля. Со стороны видней. Нет у тебя семьи.

Гусев неожиданно взорвался:

– Да пошел ты и все прочие тоже! .. Надо же, учителя нашлись. Обойдусь без советов. – Он развернулся, выкинул окурок и пошел к своему дому.

На крыльцо вышел Петрович:

– Чего это он, Рома?

– Никак не может пережить измену жены. И любит ее, и ненавидит. Это страшно и непереносимо больно.

– Отойдет.

– Теперь уже вряд ли. Не знаю, как ему помочь. Нет таких лекарств. Им бы с Ленкой пожить хотя бы с полгодика вдали друг от друга, тогда, возможно, что-то и изменилось бы. Как бы Колька не натворил чего!

– Нет, Рома, не натворит. Поорет, посуду побьет, стекла на веранде расколотит. Это уже было. Но ни Ленку, ни Вовку он не тронет. Может, разок жене влепит, и все. Ленка заплачет, он и остынет. Если до того спать не завалится, выпил-то побольше, чем вчера.

– Эх, Колька! Да и Ленка тоже хороша. Чем думала, когда с сутенерами связывалась?

– Но уж точно не головой.

– Ясно чем. Бабы часто тем самым местом думают. Пойдем в хату, выпьем на посошок.

Мужики добили бутылку, Николаев встал со стула и сказал:

– Спасибо за угощение, за помощь. Пойду я.

– Ты не сомневайся, завтра все закончим, – заявил Петрович.

– Я не сомневаюсь. Еще раз спасибо, спокойной вам ночи.

– Я провожу! – Екатерина встала.

– Не надо, Катя, не в городе, – заявил Николаев. – Тут хода двадцать шагов. Не заблужусь.

Екатерина поникла:

– Ну, как скажешь.

Роман вышел на улицу, посмотрел на дом друга. Там во всех окнах горел свет, но шума слышно не было. Может, действительно ничего не будет? Пришел Гусь домой и молчком лег спать. Дай-то бог.

Николаев прошел к себе, сел за стол в большой комнате и подумал, до чего же сложная штука жизнь. В отряде, на службе совсем другое. Там все понятно. На отстое – подготовка, на выходе – решение задач. Вообще-то, казалось бы, на гражданке должно быть еще проще. Нет утомительных тренировок, учений, риска, целей, которые надо уничтожить, пока не зацепили тебя самого. Спокойная, размеренная, в чем-то однообразная, скучная жизнь. Ан нет. На гражданке, оказывается, страсти иногда кипят похлеще, чем на войне. Там бой рано или поздно заканчивается, на гражданке же он продолжается бесконечно.