Дом 17 по улице Черч-роу - Джеймс Кэрол

– Ты не идешь?

Итан покачал головой.

– У меня встреча с Келли, насчет нового шоу.

Келли была его агентом. В настоящее время он был в процессе перехода с шоу, которое шло на «Радио-2» во время, когда на дороге было больше всего автомобилистов, на утреннюю программу. Вообще-то, он завершил старое шоу еще в январе и сейчас достиг того предела, когда уже чувствовал скуку и готов был вернуться к работе. В первое время было приятно, что он чаще бывает рядом, но теперь и Никки считала дни до его выхода на новую работу. Запуск шоу был запланирован на апрель, и последнее время было много встреч. Эту, однако, он не упоминал.

– Встреча с Келли, говоришь? Первый раз слышу.

Итан наморщил лоб, и было очень заметно, что это все напускное.

– Мне казалось, я говорил о ней.

– Не говорил. Более того, ты сам знаешь, что не говорил, – рассмеялась Никки. – Ты такой бессовестный лжец, Итан.

Теперь Итан тоже смеялся. Попался.

– Ладно, ты меня раскусила. Я просто хотел дать тебе свободно вздохнуть. Тебе о многом надо подумать.

– Ты хочешь этот дом, так ведь?

– Это так заметно?

Никки глянула через плечо.

– Как насчет тебя, Белла Бу?

Белла ответила кивком.

– Значит, двое против одного.

– Так это не работает, – сказал Итан. – Мы все трое должны быть согласны в этом вопросе, иначе ничего не будет.

– А когда ты вернешься?

– Давай, может, к ужину, что скажешь? У тебя будет весь день. Я могу привезти индийской еды.

– Индийская мне подходит.

Белла потыкала пальцем в экран планшета:

– Мне корму, пожалуйста.

Итан улыбнулся ей, оглядываясь через плечо:

– Это само собой разумеется.

– А мне, пожалуйста, курицу бхуна, – Никки перегнулась через сиденье и поцеловала его. – Люблю тебя.

– Взаимно, – сказал Итан, возвращая поцелуй.

Никки вылезла из машины и открыла Белле дверь.

– Люблю тебя, папочка.

– И это тоже взаимно, милая, – сказал Итан, посылая ей воздушный поцелуй.

У их обмена знаками любви был сладко-горький привкус. Это был один из тех моментов, в которые Никки осознавала, как много они трое потеряли. Слышать, как Белла говорит Итану, что любит его, этим холодным, пустым голосом, было как удар ножом по сердцу.

Никки помогла Белле выбраться, и они вместе проводили взглядом «теслу», отъезжающую от тротуара. Они продолжали смотреть, пока машина не свернула с Бедфорд-стрит и не исчезла из виду, Белла махнула на прощание последний раз, крепко сжимая планшет в руке. Он был еще одним напоминанием о том, что случилось. Она всюду брала его с собой. Другие родители могли шутить о том, что их детей не оторвать от электронных гаджетов, но для Беллы планшет был той жизненно важной ниточкой, которая связывала ее с остальным миром. Розовая обложка, украшенная сердечками и звездочками, выглядела уже немного потрепанной. Никки задумалась, сколько еще, интересно, пройдет, прежде чем она захочет поменять ее на что-то более взрослое. Эти размышления вызвали еще один укол грусти. Во многом Белла все еще оставалась маленькой девочкой, но и слишком во многом она была старше своих шести лет. Держась за руки, они потихоньку пошли, Никки вела девочку справа от себя, заслоняя ее от дороги.

Их дом в эдвардианском стиле, белый и элегантный, был в конце целой террасы зданий идентичного вида. У него был свой характер и особенное очарование, какого никогда не будет у дома на Чёрч-роу. Они взобрались по ступеням к парадному входу, и с каждой ступенькой воспоминания о несчастном случае крепли, а мрачное предчувствие росло. Никки не могла припомнить, когда последний раз уровень ее тревоги так подскакивал – в недавнее время такого точно не было. Она достала ключи и открыла дверь, и пока она это делала, ее рука слегка тряслась. Она посмотрела вниз на Беллу, но та была поглощена очередной статьей о рыбах в своем планшете и пребывала в счастливом неведении относительно терзаний Никки.

Когда они оказались внутри, Никки закрыла дверь, защелкнула задвижку с цепочкой и повернула ключ, заперев врезной замок на пять оборотов. Если бы она сделала то же самое два года назад, сейчас все было бы совсем иначе. Эта мысль появлялась у нее каждый раз, когда она входила в дверь. Останется ли эта мысль здесь, когда они переедут, или эта часть невроза перекочует вместе с ними? Наверное, только время покажет.

В воздухе висел тяжелый и горячий запах домашнего супа, который повел их по коридору. София мыла посуду, когда они вошли в кухню. Услышав их, она обернулась с улыбкой, схватила кухонное полотенце и стала вытирать руки. Белла помчалась к ней через кухню, и София сгребла девочку в объятия и поцеловала.

– Проголодалась, Коразонсито [1 - «Сердечко» (исп. )]? Время обеда давно прошло, – у нее все еще был сильный испанский акцент, хотя она больше половины жизни прожила в Великобритании.

Белла ответила энергичным кивком, и София еще раз чмокнула ее, прежде чем отпустить и повернуться к Никки.

– Как насчет тебя, ми кариньа [2 - «Моя дорогая» (исп. )]? Куриный суп, твой любимый.

Никки покачала головой.

– Спасибо, я не хочу есть.

– Точно, не налить тебе немножко? Знаешь, тебе действительно не мешало бы немного поесть.

– Ничего, я попозже.

Никки помогла Белле снять пальто и разделась сама, бросила верхнюю одежду на один из стульев и села. Когда Белла помыла руки и тоже уселась за стол, ее уже ждала миска супа и тарелка с хлебом. Порция была слишком велика, но Никки уже давно сдалась. У Софии был дежурный ответ, что у Беллы растущий организм. Как бы то ни было, Белла умела контролировать себя. Она сама останавливалась, когда была сыта.

– Итак, Коразонсито, – начала София, – как тебе дом?

Белла оставила ложку в миске и начала печатать на планшете:

– Потрясающе. У меня будет свой пруд с рыбками в комнате.

София вытаращила глаза с недоверием:

– В комнате? Быть не может.