Валентайн - Элизабет Уэтмор

Снова звонит телефон. Корина прижимает к глазам подушки ладоней. Неделю назад она с досады сломала регулятор громкости. Теперь звонит на полную громкость, фальшиво, пронзая каждый уголок и закуток в доме и во дворе, вопит, когда мог бы спрашивать. Когда Корина все же хватает трубку и раздраженно говорит: дом Шепардов, – голос в том конце такой же визгливый.

Из-за тебя, кричит женщина, меня вчера уволили.

Кто? спрашивает Корина, а женщина, рыдая, бросает трубку так, что у Корины звенит в ушах.

За раздвижной стеклянной дверью стоит приблудный кот с мышью в зубах. Телефон снова звонит, Корина хватает трубку и кричит: Иди к черту. Кот бросает свою жертву, мчится через двор, взлетает по ореху и, перепрыгнув через шлакоблочный забор, исчезает.

* * *

Прошлой весной, когда они строили планы пенсионной жизни, у Поттера начались головные боли. Он свою пенсию выработал полностью, а Корина получала свою уже несколько лет – с тех пор, как школьный совет вынудил её уволиться после неких неосторожных высказываний в учительской. Можно поехать на Аляску, сказал Поттер, заедем в Калифорнию, посмотрим эту секвойю, сквозь которую может проехать грузовик.

А у Корины были сомнения. Там полгода солнца не увидишь, сказала она, и что вообще там есть, на Аляске? Лоси?

Алиса, сказал Поттер. Там Алиса.

Корина закатила глаза по тридцатилетней привычке от работы с подростками. Ну да, сказала она, живет там со своим уклонистом, забыла, как его звать.

Через два дня, когда они внесли задаток за новый десятиметровый «Виннебаго», дом на колесах, с собственным душем, у Поттера случился первый припадок. Он стриг газон на переднем дворе и вдруг упал – зубы стучали, руки и ноги неудержимо дергались. Газонокосилка медленно покатилась к улице и остановилась, задними колесами еще на тротуаре. Корина в спальне с включенным на максимум охладителем читала книгу, когда до неё донеслись крики дочки Джинни Пирс, катавшейся неподалеку на велосипеде.

Они проехали пятьсот миль до Хьюстона, поднялись на пятнадцатый этаж и, сидя в узких виниловых креслах, выслушали онколога. Корина, наклонившись над блокнотом, давила на ручку так, словно пыталась его пронзить. Мультиформная глиобластома, сказал врач, для краткости ГБМ. Для краткости? Корина подняла голову. Это такая редкость, сказал онколог, как если бы у Поттера в мозгу обнаружился трилобит. Если приступить к радиотерапии немедленно, вы подарите ему шесть месяцев, может быть, год.

Шесть месяцев? Корина смотрела на доктора, открыв рот, и думала: нет, нет, нет. Вы ошибаетесь, доктор. Поттер встал и подошел к окну, глядевшему на чадное небо Хьюстона. Его плечи тихо опускались и поднимались, но Корина не пошла к нему, она не могла оторваться от кресла, как будто её бедро прибили гвоздем.

Ехать обратно было бы слишком жарко, они пошли в торговый центр и сидели на скамье возле ресторанного дворика, сжав в руке холодные бутылки «Доктора Пеппера», как гранаты. В сумерках пошли на стоянку. Ехали с открытыми окнами, жаркий ветер обдувал им лица и руки. К полуночи пикап провонял ими – остатками кофе, пролитого Кориной накануне, её сигаретами и Шанелью № 5, нюхательным табаком Поттера и лосьоном после бритья, его и её потом и страхом. Она включала радио и выключала, включала и выключала, включила, собрала волосы в заколку и распустила, выключила радио и снова включила. Наконец Поттер попросил её, пожалуйста, перестать.

Уличное движение в большом городе нервировало Корину, и Поттер объехал Сан-Антонио стороной. Прости, сказала она ему, что удлинила тебе дорогу. Он улыбнулся вяло и взял её руку на сиденье. Женщина, сказал он, ты передо мной извиняешься? Ну… наверно, я на самом деле умираю. Корина отвернулась к окну и плакала так, что забился нос, а глаза совсем заплыли.

* * *

Еще девяти нет, а на улице уже тридцать два градуса. Корина смотрит из окна гостиной на лужайку, где стоит грузовичок Поттера. Он был его любимцем и гордостью, «Шевроле Степсайд» V8, с алой кожаной обивкой. Зима была сухая, и бермудская трава – как светло-коричневый шарф. Когда поднимается ветерок, листья её, не примятые колесами машины, дрожат на солнце. Последние две недели ветер поднимается поздним утром и дует до сумерек. Раньше, когда Корине было не наплевать, она перед сном вытирала в доме пыль.

На Лакспер-Лейн во дворах стоят соседи со шлангами, сражаются с засухой. Большой транспортный фургон поворачивает за угол, останавливается перед домом Шепардов и сдает задом по дорожке напротив. Если в самом деле хотите знать, Корина с радостью объяснит любому, кто спросит: я не пьяница, я просто пью все время. А это громадная разница.

Никто не спросит, но, конечно, будут обсуждать, если она не уберет пикап с газона, поэтому Корина проглатывает аспирин, надевает костюм, хранящийся с тех времен, когда преподавала в школе, – оливковый, с латунными пуговицами в форме якорей. Она натягивает колготки, душится, красит губы, надевает темные очки и выползает на двор в комнатных туфлях, словно только что вернулась из церкви и готова к домашним трудам.

День слепит, как камера для допросов. Солнце – яростная лампа в пустом небе. Неподалеку на другой стороне улицы Сюзанна Ледбеттер поливает газон. Увидев Корину, выключает разбрызгиватель и машет рукой, но Корина делает вид, что не замечает её. Делает вид, что не замечает ребят, рассыпавшихся по своим дворам, как орехи из опрокинутой корзины. Не обращает внимания и на мужчин, которые вылезли из фургона и стоят перед двором напротив.

Открыв дверь поттеровского пикапа, она видит на сиденье сигарету, надломанную, но восстановимую, и вздыхает с облегчением. Быстренько, быстренько дает задний ход, останавливается на выездной дорожке и с сигаретой идет в дом, задержавшись, только чтобы включить воду в шланге. Шланг протянулся по лужайке, как мертвая змея, ржавая насадка уткнулась лицом в землю под мелколистным вязом, который они с Поттером посадили двадцать шесть лет назад, весной, в год, когда купили дом. Корявый, некрасивый, вяз почему-то напоминает Корине немытую голову, но он пережил засухи, пыльные бури и смерчи. Когда он вырос на три фута за лето, Поттер, дававший клички всему живому и неживому, прозвал его Долговязом. Когда Алиса свалилась с него и сломала правое запястье, Поттер переименовал его в Левшу. Всё остальное на заднем дворе посохло и издохло, и Корине плевать, но этому дереву она не даст погибнуть.