Машина времени - Герберт Уэллс

Утолив свой голод, я ушел из залы через портал на залитую солнцем лужайку, постоянно встречая маленьких людей, которые следовали за мной на небольшом расстоянии, болтая, дружески жестикулируя и смеясь, но спустя короткое время они опять предоставляли меня собственной судьбе.

Наступал тихий вечер, когда я вышел из залы; все кругом было залито теплыми лучами заходящего солнца. Но все казалось мне странным и так было непохоже на тот мир, в котором я жил до сих пор, даже цветы!

Большое здание, откуда я вышел, помещалось на склоне широкой речной долины, но Темза уклонилась, вероятно, на милю от своего теперешнего положения. Я решил взобраться на вершину холма, отстоящего, вероятно, на расстоянии полутора миль от того места, где я находился, чтобы взглянуть оттуда, с высоты, на нашу планету в 802 701 году, так как именно эту дату указывали стрелки циферблата моей Машины времени.

На дороге я очень внимательно рассматривал все, что меня окружало, ища разгадки того состояния разрушающегося великолепия, в котором находился этот мир, – так как это великолепие несомненно было разрушающимся. Немного далее вверх по холму я увидел огромную груду из кусков гранита, соединенных вместе массами алюминия; еще далее – целый лабиринт отвесных стен и груды расколовшихся камней, между которыми густо росло удивительно красивое растение – быть может, крапива – с чудно окрашенными коричневыми листьями, но не обладающими свойством причинять ожог. Это были, очевидно, остатки какого-либо большого строения, но я не мог определить, для какой цели оно было здесь воздвигнуто. Здесь несколько позднее я сделал одно очень странное открытие. Но об этом я буду говорить в своем месте.

Наблюдая вид, открывавшийся с террасы, на которой я остановился отдохнуть, я обратил внимание на то, что маленьких домов совсем не было видно нигде. По-видимому, как отдельное жилище, так и отдельное хозяйство уже исчезли тогда. То здесь, то там виднелись огромные здания, похожие на дворцы, но дома и коттеджи, столь характерные для нашего английского ландшафта, уже больше не существовали.

«Коммунизм», – подумал я.

Вслед за этой мыслью тотчас же явилась другая.

Я взглянул на маленьких людей, шедших за мной, и мне вдруг бросилось в глаза, что все они носили одинаковые мягкие одежды, у всех были нежные безбородые лица и какая-то девическая округленность членов. Пожалуй, может показаться странным, что я раньше не заметил этого. Но кругом меня все было странно. Теперь этот факт бросился мне в глаза. Между мужчинами и женщинами будущего не было никакого различия – ни в одежде, ни в телосложении, ни в обращении. Эти маленькие люди были все одинаковы. И дети казались мне лишь миниатюрными воспроизведениями своих родителей. Я также пришел к заключению, что эти дети будущего отличались очень ранним развитием, по крайней мере физическим, и впоследствии я имел много случаев убедиться в справедливости этого мнения.

Довольство и безопасность, окружающие этих маленьких людей, внушили мне мысль, что такое решительное сходство полов явилось естественным результатом именно таких условий жизни. Сила мужчины, нежность женщины, учреждение семьи и дифференциация труда – все это составляет железную необходимость века физической силы. Там, где народонаселение достигло равновесия, многодетные семьи являются скорее злом для государства, и там, где насилие составляет уже редкое явление, где существование потомства обеспечено, там нет такой необходимости в образовании действительной семьи и вследствие этого неизбежно должна исчезнуть специализация полов, вызываемая нуждами детей.

Мы видим и теперь уже некоторые признаки этого, но в том отдаленном веке это уже было достигнуто окончательно. Я должен напомнить, что сообщаю вам выводы, сделанные мною, но позднее я убедился, что действительность далеко превзошла их.

Размышляя об всех этих вещах и поглядывая кругом, я обратил внимание на хорошенькую маленькую постройку, нечто вроде колодца под куполом. Мимоходом я подумал о странности этого явления, что колодцы продолжают существовать и в таком отдаленном будущем, но не останавливался долго на этой мысли.

Дальше, по направлению к вершине холма, уже никаких строений не было, и так как моя походка оказалась слишком быстрой для маленьких людей, то меня скоро оставили одного. Испытывая странное чувство свободы и какую-то особенную предприимчивость, я смело шел вперед.

Достигнув вершины, я увидал скамью, сделанную из какого-то желтого металла, мне неизвестного. В некоторых местах скамья была изъедена красноватой ржавчиной и заросла мягким мохом, ручки скамьи, изображавшие головы грифонов, были отломаны. Я сел на скамью и любовался широким простором нашего древнего мира, освещенного теперь лучами заходящего солнца.

Картина была действительно поразительной красоты. Солнце уже скрывалось за горизонтом, и вся западная часть неба сияла золотом. Кое-где виднелись горизонтальные полосы, слегка отливающие пурпуром. Внизу расстилалась долина Темзы, по которой струилась река, казавшаяся лентой из раскаленной стали.

Я говорил уже о больших дворцах, разбросанных посреди самой разнообразной зелени. Некоторые из этих дворцов уже превратились в развалины, другие же были еще обитаемы. Местами в этом обширном саду земли виднелись белые или серебристые изваяния и резкие вертикальные линии какого-нибудь купола или обелиска. Никаких изгородей, никаких признаков владельческого права и никаких следов земледелия нигде не было видно. Вся земля превратилась в один обширный сад.

Рассматривая эту картину, открывавшуюся моим взорам, я старался найти объяснения тому, что видел. (Позднее я убедился, что оно было слишком односторонним и в нем заключалась лишь половина правды. ) Раздумывая обо всем, я пришел к следующему заключению.

Мне казалось, что я видел человечество в периоде его увядания. Красноватые полосы солнечного заката навели меня на мысль о закате человечества. Тут в первый раз представились мне странные результаты этой специальной деятельности, которой мы все увлекаемся в наше время. Поразмыслив, я решил, что все это были вполне логические последствия. Сила вырабатывается необходимостью; безопасность же приводит к слабости. Постоянная работа над улучшением условий жизни – в чем именно и заключается весь истинный прогресс цивилизации, все более и более обеспечивающий жизнь, – должна была, наконец, достигнуть своего кульминационного пункта. Одна победа объединенного человечества над природой влекла за собой другую. То, о чем мы только мечтаем, превращалось в действительность, в проекты, приведенные в исполнение.

И теперь я мог наблюдать результаты!

По мнению всех, наше земледелие и наша санитарная наука находятся еще в зачаточном состоянии. Современная наука атаковала лишь очень незначительный участок обширного поля человеческих болезней, но она работает упорно и настойчиво. Современное земледелие и садоводство уничтожают то здесь, то там сорные растения и культивируют лишь сравнительно немного полезных растений, предоставляя остальным бороться, как они сумеют, за свое существование. Мы улучшаем наши любимые растения и любимые породы животных путем особенного подбора. Но как мало таких улучшенных видов. Мы разводим то лучший сорт персика, то виноград без косточек, то особенно красивый и крупный цветок, то более полезную породу скота. Мы производим это постепенно и действуем ощупью, потому что у нас нет определенного понятия о совершенстве и наши знания очень ограничены; притом же и природа в наших неуклюжих руках мало податлива и робка. Но когда-нибудь все это будет лучше организовано и будет постоянно совершенствоваться.