Машина времени - Герберт Уэллс

Несмотря на приливы и отливы, общее течение прогресса все-таки постоянно стремится вперед. Дело подчинения природы должно подвигаться все быстрее и быстрее. В конце концов, путем тщательной разумной работы, мы установим равновесие животной и растительной жизни сообразно нашим человеческим потребностям.

Такое окончательное приспособление, очевидно, уже было достигнуто. Оно совершилось в тот промежуток времени, через который промчалась моя Машина. Воздух освободился от мушек и комаров, земля от сорной травы и плесени. Всюду были чудные плоды и великолепные, душистые цветы. Бабочки в огромном количестве летали по воздуху. Идеал профилактической медицины также был достигнут. Болезни были уничтожены. За все время моего пребывания я не заметил даже и следов каких-либо заразных болезней. Даже процессы гниения и разложения под влиянием этих перемен претерпели глубокие изменения, как я узнал позднее.

В социальном отношении также была одержана огромная победа. Я видел, что это человечество живет в великолепных жилищах, носит прекрасные одежды и в то же время не занимается никаким трудом. Не было никаких признаков социальной и экономической борьбы. Торговля, промышленность и вообще все, что составляет основу нашего современного мира, исчезло из этого мира будущего!

Что же удивительного, что в этот прекрасный вечер, залитый лучами золотистого заката, у меня невольно возникло сравнение окружающего мира с социальным раем.

Я пришел к заключению, что была решена проблема увеличения народонаселения и что оно уже перестало увеличиваться.

Но с изменением условий неизбежно должны явиться и приспособления к этим изменениям. Если наша биологическая наука представляет лишь одну бесконечную цепь заблуждений, то где же мы должны искать причину развития человеческого ума и силы? Труд и свобода, такие условия, когда деятельный, сильный и ловкий переживает, а слабейший не может перешагнуть в будущее и когда перевес дается лояльному союзу способных людей, уменью себя сдерживать, терпению и решительности, – вот что составляет основу прогресса человечества.

Учреждение семьи и все возникающие отсюда чувства, пылкая ревность, нежность к своему потомству, самоотвержение родителей – все это находит оправдание и поддержку в тех неизбежных опасностях, которые окружают молодое подрастающее поколение. Ну а теперь где же эти опасности?

В современном обществе уже замечается протест, который все усиливается, против супружеской ревности, против пылких материнских чувств, против всякого рода страстей. Это все – чувства, которые представляются нам лишними, так как только увеличивают неудобства нашей жизни. Это пережитки диких, первобытных времен, и они совсем не к месту в утонченной и приятной жизненной обстановке.

Я думал о физической слабости этих маленьких людей, об отсутствии у них работы ума, о всех этих огромных, бесчисленных развалинах, окружающих меня, и это еще сильнее подтвердило мою уверенность в полной победе над природой. Ведь после битвы наступает покой. Человечество было сильным, энергичным и умным и употребило все обилие своих жизненных сил на то, чтоб изменить условия, среди которых оно жило. А теперь уже наступила реакция, вызванная этим изменением условий.

В новых условиях жизни, при существовании полного довольства и безопасности, та беспокойная энергия, которая у нас составляет силу, должна была превратиться в слабость. Ведь и у нас некоторые желания и стремления, являющиеся пережитком, составляют постоянный источник неудач человека. Физическое мужество и воинственные стремления не только не помогают, но даже скорее составляют препятствие в жизни цивилизованного человека. В государстве же, основанном на физическом равновесии и обеспеченности, всякая сила, как умственная, так и физическая, была бы совершенно неуместна. Я пришел к заключению, что, вероятно, в продолжение бесчисленных периодов лет не существовало на земле никакой опасности ни от войн, ни от отдельных случаев насилия, ни от диких зверей или опустошительных болезней, после которых должна была возникать потребность в восстановлении сил и укреплении организма; не было также и никакой необходимости в труде!

Для таких условий жизни те, кого мы считаем слабыми, приспособлены так же хорошо, как и сильные. Да в сущности они уже не могли считаться слабыми. Они были даже лучше приспособлены к такой жизни, нежели сильные, так как сильных подтачивала не имеющая выхода энергия, которая в них накоплялась.

Я не сомневался, что изумительная красота зданий, окружающих меня, была последним проявлением той энергии человечества, которая становилась уже бесцельной и ненужной после того, как, наконец, была достигнута человечеством полная гармония условий существования, и после этой победы наступил окончательный мир. Такова неизбежная участь энергии в условиях полной безопасности и обеспеченности жизни. Она ищет приложения в искусстве, в художественной области, а затем наступают бессилие и упадок…

Но даже и это артистическое побуждение должно было исчезнуть и уже исчезло в то время, которое было перед моими глазами. Украшать себя цветами, танцевать и петь – вот все, что осталось от этого стремления. В конце концов и это должно было постепенно ослабеть и завершиться полным бездействием. Труд и необходимость служат для нас точилом, на котором изощряются наши силы и способности, и мне кажется, что здесь это ненавистное точило было наконец сломано!

Стоя на холме и всматриваясь в сгущавшуюся темноту, я думал, что в этом простом объяснении я нашел наконец решение проблемы мира, разгадав тайну этого очаровательного маленького народа. Возможно, что изобретенные ими средства против прироста населения оказались слишком действенными, и поэтому численность их скорее даже уменьшалась, нежели оставалась постоянной. Этим можно было бы объяснить опустевшие развалины. Мое объяснение было очень простым и даже достаточно правдоподобным… как и большинство ложных теорий!

VII. Внезапный удар

Пока я размышлял об этом слишком совершенном торжестве человека, на северо-востоке, залитом серебристым светом, выплыла полная луна, желтая и выпуклая, светлые маленькие фигурки внизу перестали двигаться. Я вздрогнул от охватившего меня ночного холода и решил спуститься вниз и поискать ночлега.

Я оглянулся, ища глазами знакомое мне здание. Мой взор скользнул по фигуре Белого Сфинкса на бронзовом пьедестале, которая выделялась яснее, по мере того как свет луны становился ярче. Я мог хорошо разглядеть серебристый тополь, стоящий возле статуи. Тут же были и густые заросли рододендронов, и тут же находилась маленькая лужайка…

Я снова взглянул на лужайку. Странное сомнение вдруг охватило меня и нарушило мое спокойствие.

– Нет, – сказал я решительно самому себе, – это не та лужайка! ..

Но это была та лужайка!

Белое, точно изрытое проказой лицо Сфинкса было обращено к ней. Вы можете себе представить, что я почувствовал, когда, наконец, убедился в этом? Нет, не можете! ..