Морфо - Амелия Грэмм

– Флинн, а ты мне всегда нравился. – Жаркое дыхание Лейды обожгло его шею. – Я не буду против, если ты пригласишь меня на свидание. Помнишь? Ты хотел повести меня в кино, но мы можем обойти этот пункт и сразу зависнуть у меня. – От одного ее чувственного голоса у Флинна все внутренности свернулись узлом.

– Эй, дружище! – подал голос Доггид. – Не бойся, я все разрулил с мистером Баеддом. Все схвачено! Можешь спокойно тащить свой зад обратно, тебя никто не тронет. Знал бы ты, чего мне это стоило! Вовек не расплатишься, уж поверь мне.

«Что здесь творится? Где демон, о котором говорил Танат? » – мысленно спрашивал себя Флинн, но ответа не находил.

– Мальчик мой, что с тобой? – спросила мать, взяв его за руку. – Ты не рад нас всех видеть?

Он хотел что-то сказать, но не смог: слова испуганными птицами вылетели из головы, оставив после себя молчание. Из глубины сознания поднялась первая внятная мысль: «Пора делать ноги».

Флинн почувствовал острую, ни с чем не сравнимую боль. Что-то вцепилось в него мертвой хваткой. Он опустил глаза. Вместо ногтей у матери были самые настоящие когти, как у хищника. Она впилась в его руку, загнав их глубоко под кожу.

– Я не позволю тебе вновь сбежать от меня, – сказала мать, и глаза ее превратились в две узкие щелки. – Ты мой, ты останешься со мной.

– Флинн, неужто ты хотел сбежать и от меня тоже? – обиженно протянула Лейда.

Она обняла его за шею и приблизилась, как если бы хотела поцеловать, но делать этого не стала. Девушка хитро улыбнулась, показав жемчужные зубы, и отстранилась, но руки с шеи не убрала. Ладони у нее стали холодными и влажными. Флинн испытал ту же боль, что и раньше: Лейда тоже впилась в него когтями. В этот раз он не сдержался и вскрикнул.

– Что вы делаете? ! – заорал Флинн, широко распахнув глаза от ужаса.

– Мы хотим, чтобы ты остался с нами, – хором сказали призраки прошлого и одновременно вонзили в него ядовитые когти.

Десятки рук обхватили Флинна со всех сторон, заключив в живой кокон. Тело горело без огня, а его крик тонул в потоке голосов:

– Ты принадлежишь нам, ты не можешь уйти. Ты наш. Навеки наш. Не уходи, постой. Не бросай нас! Мы не сможем без тебя, а ты не сможешь без нас.

Внезапно призраки умолкли. Они сделали пару шагов назад, но это не освободило Флинна: когти остались в нем, от них к пальцам призраков тянулись сияющие нити. Он попался, угодив на сотни крюков своего прошлого.

– Теперь ты наш-ш-ш, – прошипела мать. – Наш-ш-ш мальч-ч-чик принадлеж-ж-жит только нам.

Флинн ощутил связь – мощную и несокрушимую. Ему казалось, что все эти люди привязали его к себе не тонкими нитями, а стальными тросами, которые никому не под силу порвать. И чем дольше он вот так стоял, привязанный к прошлому, тем больше убеждался, что все так и должно быть. Зачем ему куда-то идти, что-то делать? Зачем выходить в открытое море будущего? Ведь впереди сплошная неизвестность. В пути может начаться шторм, или же наоборот: не будет попутного ветра и паруса его жизни так и не надуются. Лучше уж остаться здесь, в гавани прошлого. Тут так безопасно, так привычно.

– Не поддавайся, – шепнул ему Танат.

Флинн обернулся. Он уже и забыл, что сзади него черными крыльями нависала его Смерть.

– Демоны не всегда выглядят как чудища. Они рождаются из людских слабостей и растут, питаясь страхами, – продолжил Танат, хладнокровно наблюдая за происходящим. – Борьба с демонами – это борьба с собой.

– Да, все так… Вы – ненастоящие, – обратился Флинн к толпе призраков. – Всего лишь мои воспоминания, осколки прошлого. Вы живы, а я – нет. У нас разные дороги.

– Ты так жесток, мой мальчик, так жесток, – запричитала мать, прислонив холодную и скользкую ладонь к его щеке. – Не говори таких слов, они больно ранят меня. Мы должны быть вместе. Навеки вместе. – Она улыбнулась, обнажив ряд острых зубов. Едкий кислый запах уже разъедал легкие.

Флинн покрепче сжал рукоять меча и сделал то, что должен был. Он высоко замахнулся, и лезвие сверкнуло возле матери. Сияющие нити упали в воду.

– Больно! – прокричал Флинн и согнулся пополам. Он будто отрезал часть себя.

– Рвать с прошлым всегда больно, – заметил Танат.

Мать с душераздирающим воплем и остекленевшим взглядом упала на колени. Она подобрала нити и прижала их к груди, а после все кричала и кричала, пока ее кожа не начала вздуваться и лопаться. Флинна чуть не вывернуло от этого зрелища. Следом закричали и другие призраки. Воздух задрожал, а море стало рождать волны.

И тут демон показал себя во всей красе: вместо человеческих лиц возникли бесчисленные головы громадного змея. Его белая чешуя призрачно светилась, а сотни белесых глаз устремились в одну точку – и этой точкой был Флинн. Чудище синхронно покачивало головами, точно гипнотизировало. Оно тихо шипело, напевая зловещую колыбельную, которая проникала в самые отдаленные закоулки души, вытягивая на свет потаенные желания.

Все головы змея в одно мгновение оказались рядом, окружив Флинна ужасающим куполом из глаз, острых клыков и подрагивающих раздвоенных языков.

– Мальч-ч-чик, как ты пос-с-смел с-с-совер- ш-ш-шить такую дерз-з-зос-с-сть, – прошипел демон сотнями голосов. – Ты не с-с-смож-ж-жеш-ш-шь без-з-з нас-с-с, мы нуж-ж-жны тебе.

Белесые глаза расширились, и Флинн увидел в них свое прошлое. Как он играл с отцом в футбол, а в это время бабушка ждала их дома, приготовив целый поднос орехового печенья. Этот вкус не забыть никогда. Как хохотал до боли в животе, когда Ферни резвился в высокой траве. Розовая лента языка смешно прилипала к носу пса, стоило тому сделать очередной прыжок. Флинн видел то время, когда его мать еще не болела, а их семья была счастлива. Когда у него еще была семья…

Воспоминания мелькали перед ним, как дома и деревья мелькают в окне поезда. Вот они с Корки пошли на концерт любимой рок-группы «Вообрази гориллу». Флинн до глубокой ночи заслушивался их песнями, постоянно проигрывая пластинку, пока мать не начинала громко стучать в дверь, требуя тишины. Как же было здорово наконец-то услышать любимую музыку вживую и на полную мощность! Уши закладывало, тело начинало двигаться само по себе, а сердце подхватывало знакомую мелодию и учащенно билось, повторяя ее ритм.