Проверочное слово - Вера Павлова

        кто воспел их,

        солнца жёлтых одуванчиков,

        луны белых?

        Выцветают – дай бог памяти! —

        ласки, шутки.

        Почему так быстро вянете,

        незабудки?

        Синий водоём.

        Тёплая вода.

        Как мы тут живём?

        Раз и навсегда.

        Липы. Тополя.

        Птичье айлавью.

        Только ты и я,

        как тогда, в раю.

        первоцветами пасха-весна

        разверзает земли ложесна

        и поляна озеленена

        и вселенная населена

        прорастут ли гробов семена

        поцелуям даю имена

        изучаю излучины сна

        с лучезарными разлучена

        Как река сверкает!

        Как стрекочет луг!

        Папа надувает

        спасательный круг.

        Утро в детстве раннем.

        Вот так и живу —

        папиным дыханьем

        держась на плаву.

        Не отвлекайся, вспомни,

        как это началось

        там, где сплетаются корни

        сосен, слов и волос,

        снов и воспоминаний,

        радостей и неудач?

        Давнее лето. Дальний

        берег. Уплывающий мяч.

        смешливы плакучие ивы

        улыбчивы рыбки в пруду

        смородина яблоки сливы

        в кроваво-зелёном саду

        до косточек солнцем прогреты

        и с каждым летом ясней

        что там у истоков Леты

        и ягодней и грибней

        исцарапанных ног

        хрупкие тростинки

        из ромашек венок

        бусы из кувшинки

        лес река нагота

        с бронзовым отливом

        это я

        а не та

        в зеркале глумливом

Повитуха стрекоз

Мне пять лет. Я стою в резиновых сапогах на берегу Москвы-реки и наблюдаю за личинками стрекоз. Они сидят на камышах как приклеенные, похожие на маленькие черепа. Жду. Ничего не происходит. Вижу: один из черепов даёт трещину. Беру личинку, осторожно расширяю трещину, расшелушиваю, снимаю скорлупки. У меня на ладони оказывается мятый, мокрый, жалкий стрекозлёнок. Дую на него. Подставляю солнцу на просушку. Расправляю ему крылышки. Жду. Крылышки распрямляются, дрожат, дёргаются, и мой стрекозлёнок неуверенно и криво улетает. Повитуха стрекоз, я счастлива и горда. До сих пор.

«Дайте Тютчеву стрекo? зу»? Нет, Осип Эмильевич, дайте её мне! Хотя – уже дали. Неведомая читательница попросила почтовый адрес: «У меня есть кое-что, я увидела это в магазине и поняла, что не могу не подарить это вам». Вскоре пришла посылка: серебряная стрекоза с янтарными крыльями. Ношу как орден.

        Ласточки. Воро? ны. Коршуны.

        Родниковый синий воздух.

        Не прополото. Не кошено.

        В лопухах великорослых

        кораблекрушенье трактора.

        И сидят немного косо

        шлемы первых авиаторов

        на коричневых стрекозах.

Таких, коричневых, мы называли в детстве пиратами. Научных имён мы не знали. Ни одного для ста пятидесяти видов, обитающих в России. Немудрено: они в основном латинские. Всего несколько русских. Зато каких! Блестящая красотка. Красотка-девушка. Стрелка красивая. Дозорщик-император – не наш ли пират? Или наш пират – кордулегастер кольчатый?

        обгорелой кожи катышки

        у соска засос москита

        одеянье Евы-матушки

        словно на меня пошито

        муравей залезет на спину

        стрекоза на копчик сядет

        запасаю лето на зиму

        знаю всё равно не хватит

Как я люблю стрекоз! И они платят мне взаимностью. Стоит летом лечь в траву, сразу слетаются, садятся на голое плечо, на страницу блокнота, на кончик шариковой ручки, выводящей в блокноте:

        Обонянью – медоносы,

        осязанью – травы.

        Любодействуют стрекозы

        на груди – на правой.

        Не раздета – не одета,

        Афродита, Ева,

        я – твоя должница, лето.

        О – уже на левой.

Лежу у реки, подглядываю, как любятся стрекозы. Они любятся в полете, так самозабвенно, что падают в реку. Их крылья намокают, тяжелеют. Ромео и Джульетта, думаю я. Но тут стрекозёл, использовав свою подружку как взлётную площадку, отталкивается от неё и улетает. А она (красотка-девушка? ), еще с минуту поборовшись, затихает и отдаётся течению. Ещё о стрекозлах, из Википедии: «Вторичный копулятивный аппарат самцов высоко специализирован и не имеет аналогов среди насекомых – удаляет сперму предшественника перед тем, как оставить собственную». Как я не люблю стрекозлов! Нет, всё равно люблю.

Где они, стрекозы, которым я помогла родиться? В раю, конечно! Там, где рыбачат дедушка, Стивушка и папа, читает книжку Миша, хлопочет по хозяйству бабушка и бегает с сачком моя младшая сестра, так и не научившаяся ходить.

        Земляничными тропинками

        отведи меня туда,

        где на семь персон кувшинками

        сервирован стол пруда.

        Там стрекозы и подлещики,

        там – спасибо, добрый сон! —

        навсегда живые, плещутся

        шесть возлюбленных персон.

        В лубочные времена,

        в начале книжного поприща

        Адам давал имена,

        а Ева – нежные прозвища.

        Ему – ветвленье корней,

        могучих, крепких, решительных.

        Цветенье суффиксов – ей.

        Ласкательных. Уменьшительных.

        Жили в раю, зная —