Корейский излом. В крутом пике - Александр Тамоников

Колесников все-таки долетел до своего аэродрома и благополучно совершил посадку. Самолет отбуксировали на аварийную стоянку, а капитана с Мишиным отправили в офицерскую гостиницу зализывать раны, как определил встретивший их Лопатников.

Самолет-разведчик Иноземцева стоял на своем законном месте, но самого старлея видно не было.

До следующего утра офицеров никто не беспокоил, а потом начался разбор полетов.

Командир полка, прошедший всю войну, внимательно выслушал Колесникова и резюмировал:

– Потерь в людях нет? Нет. В технике нет? Нет. Качественная тренировка. Думаю, что этот опыт нам вскоре понадобится. Подробно изложи, по шагам, до мелочей весь ход боя. Бумагу и ручку возьмешь у помощника начальника штаба. Да, зайди к Хамовникову. Только спокойно там, доложи все, как было, без лозунгов и фанатизма. Свободен.

Начальник особого отдела майор Хамовников встретил Колесникова суровым взглядом. Но предложил присесть, не оставил в стоячем положении. «Значит, не все так грустно, – подумал Павел. – Иначе бы стоял по стойке смирно.

Он изложил особисту ход недавних событий.

– Вы понимаете, товарищ капитан, что мир стоит на грани третьей мировой войны? Любую ошибку американцев можно расценить как провокацию, а в результате получить такую заваруху, что небо с овчинку покажется. От предыдущей еще не оклемались. О чем вы думали, когда ввязались в воздушный бой?

Особист замолчал в ожидании ответа, постукивая указательным пальцем по крышке стола.

Иной оценки от Хамовникова Колесников и не ожидал.

– А как они воспринимают наши ошибки? – спросил Павел, взглянув на майора глазами невинной девицы.

– Это их дело, а наше дело – не допускать таких ошибок, – буркнул майор.

– А в чем ошибся старший лейтенант Карпенко? Думаю, в том, что сразу же не открыл огонь по врагу из всех стволов. Может быть, и жив бы остался. Моей задачей являлось прикрытие самолета-разведчика. На него попытались напасть. Мы просто упредили врагов. Так меня учил товарищ Иван Никитич Кожедуб, мой бывший командир.

Колесников, еще не отошедший от вчерашнего, вовсе не собирался каяться в содеянном. Услышав имя Кожедуба, Хамовников явно сбавил обороты.

– Американцы не являются нашими врагами. Пока что. Но и не союзниками. Ладно, иди. Но все-таки аккуратней, аккуратней там…

Колесников развернулся через левое плечо и покинул кабинет. Ему показалось, что Хамовников высказывал свои претензии формально, выполняя ритуал недремлющего ока МГБ, а на самом деле в душе был согласен с Колесниковым. Статус обязывает. И не исключено, что особисты владели сведениями, пока недоступными для капитана. Павел хорошо изучил их повадки – жизнь заставила.

Ввиду отсутствия потерь произошедший инцидент спустили на тормозах обе стороны конфликта. В официальных сводках упоминания о произошедшем столкновении советских и американских летчиков не появилось. Разве что в «желтой» западной прессе.

Но обеими сторонами были сделаны соответствующие, далеко идущие выводы.

Часть вторая

Красная черта

Красная черта (также красная линия от англ. red line), которую нельзя «пересекать» – в политике обозначение предела терпения одной из сторон.

    Из политического словаря

Поступив на философский факультет, Павел Колесников так увлекся глобальными проблемами Вселенной, что пытался обсуждать их с каждым встречным-поперечным и, даже попав в больницу, начал навязывать философские дискуссии соседям по палате. Его слушали от скуки, но особого интереса не наблюдалось. Устав выступать, Павел переключился на чтение философских книг и осмысление высказываний выдающихся мыслителей, как древних, так и современных.

Он не ограничивался изучением общепринятой философской доминанты, то есть марксизма, а штудировал и анализировал труды древних греков, Гегеля, Канта, не отвергал и субъективных идеалистов вроде Беркли, где «мир – это комплекс моих ощущений», хотя сам был материалистом.

Глубоко погружаясь в тему, он находил много нестыковок и даже противоречий в трудах классиков, в том числе Маркса и Ленина, поэтому на лекциях начал задавать неудобные вопросы, которые вызывали у преподавателей сначала недоумение, постепенно переходящее в раздражение и злобу.

На втором курсе он сцепился с профессором Клочковым сначала по философским вопросам, а потом на почве личной неприязни. В одном из рефератов Павел употребил вместо «великой революции» термин «Октябрьский переворот», за что был подвергнут жесткой критике сначала со стороны профессора, потом дело дошло до парткома, куда Клочков быстренько донес о политически неблагонадежном студенте. Ежовские времена канули в Лету, поэтому «шибко грамотного» тихо отчислили без каких-либо последствий. Профессора Клочкова позднее осудили за троцкизм и отправили в колымские лагеря без права переписки, но поезд уже ушел. Линия судьбы сделала резкий поворот, и Колесникову пришлось заново планировать свою жизнь.

Кроме философии Павел увлекался борьбой самбо, занимался в секции Ощепкова, где наставник обучал молодежь не только спортивной подсистеме, но и боевой. Когда вышел приказ Всесоюзного комитета по делам физкультуры и спорта «О развитии борьбы вольного стиля», начали проводить официальные соревнования, и Павел доборолся до спортивного звания кандидата в мастера спорта.

А еще Колесников занимался в обществе Осоавиахим, в планерном отряде, где тоже достиг определенных успехов. Покинув университет и получив рекомендацию от Осоавиахима, он подал документы в военное летное училище, успешно сдал экзамены и окончил его аккурат перед началом войны.

Служить его направили в авиаполк, расквартированный возле латвийского городка недалеко от моря, и посадили на истребитель «И-16», в просторечии «ишак». Техника была ему знакома еще по училищу, и младший лейтенант Колесников тут же начал летать в составе эскадрильи капитана Домникова.

В тот теплый июньский день его отпустили в увольнение после напряженных тренировочных полетов. Покрутившись по городу и проголодавшись, он зашел в столовую. На раздаче стояла разбитная девица в цветастой косынке и стерильно-белом, накрахмаленном переднике.

«Чистоплотная девушка… и симпатичная», – подумал Колесников и заказал борщ.

– Бригида! – раздался крик из глубины кухни. – Котлеты готовы, можно подавать.

– Не желает ли пан офицер котлет? Хорошие котлеты.

Девушка в упор посмотрела на Павла. В ее глазах сквозила ирония.

«Бригида – польское имя, – подумал Колесников. – А она ничего себе. Познакомиться бы поближе… Но времени на подробные ухаживания не было. Эх, была не была! »

– Котлет желаю и еще салат. А еще страстно желаю пригласить вас в кино или на танцы.

– Какой пылкий мужчина! – картинно всплеснула руками девушка. Молоденький лейтенант ей явно понравился.