Лжедмитрий. Царская плаха - Александр Тамоников

Марию Федоровну за недосмотр за царевичем отправили в Николовыксинскую пустынь, где она была пострижена под именем Марфа. Позже ее перевели в Горицкий Воскресенский женский монастырь.

Однако народ не поверил в то, что царевич Дмитрий сам случайно убил себя, считал убийцами Битяговского, его сына, племянника и ближних людей. Борис Годунов послал их в Углич и велел извести царевича.

В начале июня гибель Дмитрия и бунт в Угличе отошли на второй план. На Москву шло большое войско крымского хана Казы-Гирея. Уже 10 июня в стольный град прибыли гонцы, сообщившие о продвижении крымцев по Муравскому шляху. К 26-му числу орда пожгла посады Тулы, Серпухова и переправилась через Оку, являвшуюся основным оборонительным рубежом.

Князь Федор Иванович Мстиславский, руководивший главными русскими силами, спешно двинул войска к столице. Они прибыли к реке Пахра, правому притоку Москвы-реки.

Во главе обороны столицы встал Борис Годунов. Он приказал поставить гуляй-город между Серпуховской и Коломенской дорогами. Туда была стянута артиллерия, которой командовал Богдан Бельский. Полки Мстиславского стали у Коломенского.

4 июля крымцы ринулись на штурм гуляй-города. Их попытка овладеть крепостью на колесах не удалась. В это время Годунов пошел на хитрость и отправил к Казы-Гирею фальшивого перебежчика, да не холопа, а дворянина. Тот сообщил хану о тридцатитысячной рати, якобы собранной из поляков и прибывшей в столицу.

5 июля Казы-Гирей решил уйти обратно в Крым. Русские преследовали врага до Оки.

В мае следующего, 1592 года у царя Федора Ивановича и царицы Ирины Федоровны родилась дочь Феодосия. На семнадцатом году брака! Это событие стало неожиданным для многих и не особо радовало Годунова.

Глава 3

Весна 1593 года. Москва

От Земляного города в сторону Немецкой слободы шли двое молодых мужчин крепкого телосложения. Это были стрелецкий сотник Богдан Отрепьев и дворянин из Серпухова Прохор Жукан, только что назначенный к нему пятидесятником. Сегодня им выпал день свободный от караульной службы, которую стрельцы несли в мирное время, и Богдан с Прохором решили немного развлечься на Москве.

– Странное, Богдан, у тебя прозвище, – сказал Жукан на ходу.

– У тебя тоже не особо благородное.

– Прадеда моего звали Жук, от него и пошло.

– Ну а мы принадлежим к роду Нелидовых. Был в родне такой Давид Фарисеев, еще Ивану Третьему служил, от него и получил кличку Отрепьев. Уж за что, почему, неведомо. Может быть, провинился в чем, где-то опростоволосился, или великий князь просто пошутил. Но кличка прилепилась, и стал Давид Отрепьевым. Дед мой Матвей Третьяк служил в Боровском уезде. Дворовый сын боярский. К тому же сословию был причислен и отец мой. По совершеннолетию я получил поместье вместе со старшим братом Никитой Смирным. Вместе с ним и на службу поступили. А поместье в Галиче Костромской волости рядом с Железноборовским Предтеченским Яковлевским монастырем.

Жукан усмехнулся и спросил:

– Монастырь мужской или женский?

– Мужской. В поместье покуда жена Варвара с сыновьями Юрием и Василием проживают.

– А чего на Москву не заберешь?

– Думаю по осени забрать. Дом к концу лета на подворье закончу и перевезу семью, землю же внаем сдам.

– Сколько лет старшему?

– А ты от рождения такой любопытный?

– Не хочешь, не отвечай.

– Ты о себе расскажи.

– Мне-то чего рассказывать? У родителей тоже поместье под Серпуховом, но дела худо идут. Жениться не успел, да и не хотел, не имею желания и сейчас. Если и женюсь, то на бабе пусть старше, но с достатком.

– Значит, ты человек расчетливый, да, Прохор?

– Да. Только вот как выпью лишку, так всю расчетливость и рассудительность в момент теряю. Вместе с памятью. Злой становлюсь, задиристый. А здоровья-то хватает, под руку не попадайся.

– Тогда чего мы решили к немцам в кабак пойти?

– А куда еще? Я не всегда принимаю лишку. Гляди, как задираться по мелочи начну, веди из кабака на улицу. Тебя послушаю, мужик свой, да еще и начальник. Но ты про старшего сына не сказал. Ему поди тоже скоро на службу определяться?

– Рано еще. Ему двенадцать лет. Ох и умный малый. У меня родственники в Угличе служили, когда там бунт поднялся после гибели царевича. Так они говорили, что очень уж мой Юшка на царевича похож. И ликом, и статью, и даже повадками. Он на год старше убиенного царевича. Сейчас тому одиннадцать годков было бы.

Жукан огляделся и тихо спросил:

– Послушай, Богдан, а ты веришь слухам, будто царевича зарезали доверенные люди Годунова, которых тут же растерзала толпа?

– Кто его знает, Прохор, как там было на самом деле. Но родственники сказывали, бунт тогда поднялся нешуточный, даже стрельцы поначалу ничего сделать не могли. Да и потом тоже. Все само собой успокоилось, как Шуйский туда приехал и начал следствие. А сам ты-то как считаешь, гибель царевича Дмитрия случайна?

– Сам подумай, кому выгодна гибель царевича? Годунову. Сестра его, царица Ирина, дочку родила. Ей годик всего, а еле жива. Народу сказывают, что хворой родилась. Но дело не в этом…

– Ты думаешь, что Борис Федорович собственную племянницу изводит?

– Так люди говорят. На престол метит Борис Федорович.

– Так род Романовых права на него имеет.

– Кто бы ни имел, а царем скоро Борис Федорович Годунов станет.

– Да нам-то какая разница?

– Людей, недовольных Годуновым, на Руси слишком много. Как бы народ друг на дружку не пошел. Это страшно. Кровь прольется реками.

– Ну уж и реками. Ладно, Проша, поговорили и довольно. Вот слобода, а вон и кабак. Надо в лавке закуски какой-никакой прикупить. В кабаке-то еды никакой не держат.

– Я пару пирогов с собой взял. Этого хватит.

– Значит, глядеть за тобой надо, чтобы не напился?

– Как пойдет, Богдан. Но лучше уведи, даже если сопротивляться буду.

– Ну тогда не серчай, если малость покалечу.

– Ты не сильно. А то перестараешься. Сам-то тоже по пьяному делу не особо спокойный!

Питейное заведение представляло собой одно большое помещение с проходом посредине до стойки, за которой на высоком табурете восседал кабатчик Николас Обертен и поглаживал пышные усы. Этот уроженец Голландии обосновался на Москве лет пять назад и тут же открыл питейное заведение. Он знал, насколько люди на Руси охочи до спиртного. Ему помогала супруга, худая, угловатая, но работящая Хелен.