Охота на охотника - Карина Демина
Охота на охотника
Императрица отстранилась и ладонью вытерла слезы. Слезы? А Лешек не заметил, что плакал. Надо же… как мальчишка… а ведь он будущий император и права не имеет ни на слезы, ни на что другое. Глянул в каменные глаза матери и попросил:
– Расскажи…
– Так не о чем рассказывать особо… – императрица выпустила его и подала шелковый платок. – Утрись и присядь. Однажды… я только-только во дворце появилась. Все иное, незнакомое. Мир этот. Люди, которые меня и боялись, и ненавидели. Я не была готова ко всему этому, терялась и, признаюсь, испытывала преогромное желание немедля покинуть это место.
Что бы было тогда?
Отец смирился бы? Или оставил бы проклятую корону? И так, и так – плохо…
– Он мне помогал. Он знал, насколько все… нехорошо порой бывало, однако мужчине тяжело воевать с женщинами, и во многом мне пришлось справляться самой. Потому я благодарна несказанно Одовецкой за ее помощь.
Матушка вернулась к кудели.
И нить заплясала, задрожала, меняя цвет на темно-синий.
– Однажды в покоях моих появилась девушка, что было удивительно, поскольку покои эти охранялись весьма и весьма тщательно. Однако, как выяснилось, дом, построенный на крови, этой крови многое позволяет. Она назвалась цесаревной Ольгой, и я ей поверила.
– Сразу?
– Она не лгала, – матушка задержала нить меж пальцами. – Белый с лазоревым – это красиво?
– Пожалуй…
– Она просила передать Сашеньке, что жива и что возвращаться не желает. Чтобы ее не искали, поскольку она знает способы скрыться и… в том не будет никому выгоды. Она вышла замуж. За человека, которого сама полагала простым. И желала лишь жить с ним в мире и согласии. Она боялась, что твой отец не устоит перед искушением, откроет Книгу и узнает правду. А узнав, попробует ее вернуть…
– А возвращаться она не желала.
– Категорически. Она понимала, что супруга ее никогда здесь не примут. И мне это было понятно. Как и опасения, что с неугодным супругом этим может произойти несчастье, пусть даже не по воле твоего отца, но по молчаливому сговору тех, кто пожелает породниться с нашим семейством.
И Лешек, подумав, кивнул. Пожалуй, что так… сколько вон на матушку покушались даже после того, как он на свет появился и был законным наследником объявлен. А уж супруга цесаревны точно не пощадили бы, тем паче если он крови простой…
Люди хрупки. Слабы.
– А еще она ждала ребенка и не желала, чтобы тот становился заложником в дворцовых игрищах. Его бы признали наследником, а там уже…
– И ты рассказала отцу?
– Нет.
– Почему? !
– Потому что пожалела ее…
– А его? !
– Он пережил смерть и брата, и племянников. Он отомстил за них. Отплакал. И отпустил. А скажи я, неужели бы он удержался? – Кудель на мгновенье замерла, чтобы заплясать скорее, сильнее. – Ты знаешь, что он стал бы искать и нашел бы. И никому от этого не стало бы хорошо.
Пожалуй, в чем-то матушка была права.
– А теперь что? – тихо спросил Лешек.
Она же, потянув нить, уже темно-золотую, янтарную, сказала:
– А теперь… теперь тебе решать.
И улыбнулась этак хитровато. Конечно, решать ему… и вот как решить, а главное – что? И прав ли Лешек в своих догадках? А если не прав, то…
– Я слышала, – матушка легко сменила тему, – ты давеча не один с прогулки вернулся…
Лизавета маялась.
Во-первых, чувствовала себя изрядно виноватой. Пусть Гришка был еще тем засранцем, лишенным не только чести и совести, но и мало-мальского ума, однако смерти он не заслуживал. Тем паче такой… Вот если бы она, Лизавета, не оставила бы его одного, беспомощного, то, глядишь… Во-вторых, не отпускало ощущение, что весьма скоро тот господин, который явно был не против назначить Лизавету виновной в этой нелепой смерти, решит-таки, что был прав в своих устремлениях.
И что тогда?
Доказывать, что она не травила Гришку?
А кто травил?
– Интересненько, – Аглая Одовецкая терла пальчики. Она стояла, поднявши руку, и терла, терла, хмурилась. Нюхала эти самые пальчики. – Яд-то редкий, дорогой… зачем его тратить на этакое убожество?
– А с чего ты решила, что убожество? – Таровицкая хмуро поглядывала в сад, но при том не делала попыток подняться с резной скамеечки. Более того, со стороны она выглядела весьма пристойною барышней, занятою исключительно девичьим делом – веночком. Пальцы ее двигались, тонкие стебельки переплетались…
– Бабушка сказала…
Таровицкая вздохнула и закатила глаза.
– Он газетчик, – Одовецкая все же вытерла пальцы о юбку. – А они вечно гадости пишут…
– Неправда! – Лизавете стало обидно.
Да, она писала гадости, не без того, но ведь она лишь рассказывала о людях, которые оные гадости совершают. Почему тогда получается, что люди эти несчастные, а газетчики – сволочи?
Или совершать гадости можно, а рассказывать о них – никак?
– Правда, правда, – Авдотья цветочки перебирала с видом преудивленным, будто не могла понять, как вышло ей собрать этакий веник. – Папенька тоже говорит, к нему как-то один приезжал, все ходил по городу, вынюхивал, выглядывал. Оказалось – шпион.
– И что вы сделали? – в голосе Одовецкой слышался немалый интерес.
– Как что? Повесили, и дело с концом…
Лизавета потрогала шею. Подумалось, узнай подруженьки о ее работе… Нет уж, лучше, чтоб не знали. Да и какие из них подруги? Случайные. Жизнь свела, жизнь и разведет. Закончится конкурс, и разойдутся, разлетятся пути-дороженьки. Лизавета домой вернется.
И научится вышивать крестиком.
Или вот крючком вязать. У тетушки изрядно выходит. Будет писать сестрицам письма, радоваться, что у них-то жизнь сложилась, а сама… что сама? Поплачет да успокоится…
– Если он газетчик, – Таровицкая выплетала узор из васильков и ромашек, вставляя тонюсенькие веточки вейника, – то мог что-то узнать такое, чего знать ему не полагалось.
– Узнал, – сказала Лизавета. – Он мне говорил… я потому его… он сказал, что скоро тут весело станет.
– Вот так прямо и сказал?
– Не то чтобы прямо… я так поняла.
– Знаешь его?
Читать похожие на «Охота на охотника» книги
Один из богов соблазнился имуществом Мансура Алиева и, ограбив, закинул его в знакомый мир, да ещё лишив магических способностей, и более того, наложив блокиратор, чтобы нельзя было вернуть способности. Вот и приходится Мансуру выживать в огне местной войны. И получилось так, что на него начали охоту в том мире, где он оказался. Однако охотиться на охотника – это большая ошибка. Несмотря на утрату магического Дара, тот ещё на многое способен.
Невесты съехались ко двору. Выбирай любую – одна другой краше. И каждая готова хоть завтра под венец. Вот только мысли Ричарда то и дело сворачивают куда-то не туда. То на тайны древние, то на демоницу, что изо всех сил пытается задание выполнить, то и вовсе в голове дурное появляется. А еще и тьма предвечная очнулась, поползла по Замку, людей будоража.
Живешь себе, живешь, а потом раз и соглашаешься помочь старому другу. Кто бы знал, чем эта помощь закончится! Выдернули в другой мир. Демоницей обозвали. Да еще и поручили отыскать подходящую невесту местному Повелителю Тьмы. А то сам он, бедолажный, никак не справляется. Оно и понятно, женитьба – дело сложное. Вот и придется Жорке заняться, что невестами, что Повелителем, что древним Замком, у которого тоже характер имеется. И тайны. Смертельные. А кто сказал, что демона нельзя убить?
Тиха и скучна жизнь в провинции, да только и здесь порой случаются дела престранные. То приворожить воеводу нового пытаются, то головы шлют в коробках, то вовсе Тайная Канцелярия невозможное задумала: с Хольмом если не дружбу завести, то всяко расследование совместное учинить. А то ведь завелся в краях тамошних маниак, смущает умы мирных граждан.
Тиха и скучна жизнь в провинции, да только и здесь порой случаются дела престранные. То приворожить воеводу нового пытаются, то головы шлют в коробках, то вовсе Тайная Канцелярия невозможное задумала: с Хольмом если не дружбу завести, то всяко расследование совместное учинить. А то ведь завелся в краях тамошних маниак, смущает умы мирных граждан. Вторая часть дилогии.
«Свалку давно уже собирались закрыть, лет десять или даже двадцать. Упорно собирали подписи, устраивали митинги протеста и даже высадили на окраине с десяток молодых тополей. Но, несмотря на все усилия, свалка продолжала существовать. Она проглотила и тополя, и акты Госсанэпидемнадзора, и петиции со всеми подписями, как глотала тонны и тонны иного мусора, который производился городом…»
Кого еще обвинить в смертях, потревоживших тихий приморский городок, как не коварных некромантов? Вздумалось им останавливаться, школу свою затевать да будоражить покой честных граждан темною волшбой. Слухи множатся, один другого страшнее. И с ними растет гнев человеческий, грозя выплеснуться кровавым бунтом. Правда, у Анны – свое мнение. Она уверена, что за убийствами стоят вовсе не некроманты. Но кто станет слушать странную больную женщину? Уж точно не те, кому нужны ее дом и ее жизнь. Вот и
В тихом приморском городке появился новый житель. Нестарый. Определенно состоятельный. И с титулом. Чем не событие? Местное общество заинтриговано, взволновано и полно слухов. Впрочем, Анне нет до этого дела. На что может рассчитывать немолодая разведенная женщина, жизнь которой вот-вот прервется? Все, что у нее осталось, – родовое проклятье и любимые цветы. И посторонним мастерам Смерти в замкнутом мире Анны места нет. Совсем нет. Категорически. Правда, некоторые мастера на редкость упрямы.
В маленьком городке со стороны Перевала, где живут дети Лозы, семья высокородных альвов относительно спокойно пережила кровавую войну с псами. Но после объявления мира их дом в качестве награды за военную службу получает медленно погибающий от разрыв-цветка пес Райдо из рода Мягкого Олова. К тому моменту там остаются жить только альва Ийлэ с младенцем. Отец молодой женщины был королевским ювелиром. И кое-кто уверен: он успел спрятать в доме бесценные сокровища… Но Райдо нет дела до охотников за
Смерть жестока. А люди, ее несущие, и подавно. Стриптизера Филиппа убили с истинным остервенением, не оставив на нем живого места. Но что это было? Чей-то приступ ревности, плата по счетам или глупая случайность? За дело берется Арина Вершина. Странное дело, но и улики, и слова девушки-менеджера подтверждают, что убийство совершила некая Лялька – официантка того же стриптиз-клуба, где работал Филипп. Поговаривают, будто Лялька сама придумала роман со стриптизером, а тот то ли из жалости, то ли