Посмертный образ - Александра Маринина

– Димка! Не передергивай, не бери меня за горло.

– Спасибо, Танечка. В первые же свободные выходные я приеду, и мы подадим заявление. Как Ирочка?

– Прекрасно. Порхает, поет, готовит, убирает, следит за мной, аки нянька за младенцем.

– Везет тебе.

– Надо уметь выбирать родственников, тогда и тебе повезет.

Ирочка была сестрой первого мужа Татьяны. После развода муж уехал на постоянное жительство в Канаду, а его родная сестра превратилась в ближайшую подругу, наперсницу и домоправительницу Татьяны Образцовой, которая работала следователем, а в свободное время писала под псевдонимом Татьяна Томилина детективные романы, пользовавшиеся у читателей большим спросом. Такая интенсивная деятельность была бы невозможна без Ирочки Миловановой, освободившей Татьяну от всех бытовых забот и умело организующей ее время, превращая двадцать четыре часа суток как минимум в тридцать шесть, как хорошая хозяйка из скудных запасов в холодильнике готовит стол для четверых внезапно нагрянувших гостей. Положив трубку, Стасов увидел, что в кухню, сонно покачиваясь, вползает его любимое чадо в байковой пижамке.

– Это мама звонила?

– Нет, тетя Таня. Почему ты не спишь?

– Ты будешь на ней жениться? – спросила Лиля, совершенно проигнорировав отцовский строгий вопрос о причинах «неспанья».

– Ну… Если ты не возражаешь.

– И я должна буду называть ее мамой?

– Совсем не обязательно. Даже и не нужно. У тебя есть мама, а тетя Таня будет моей женой, и ты можешь называть ее тетей Таней или просто Таней. Как тебе захочется.

Лиля облегченно вздохнула. Давным-давно предоставленная самой себе в части выбора книг, она прочитала уже столько «взрослого», что в головке ее образовалась чудовищная смесь чисто детских представлений и трагических «жизненных» историй. В частности, это были истории про плохих приемных матерей и страдающих падчериц.

– Папа, а если мама женится…

– Не женится, а выйдет замуж, – поправил ее Стасов.

– Если мама выйдет замуж, я должна буду называть ее мужа папой или можно будет дядей Борей?

Так, подумал Стасов. Ритка же клялась ему, что не приводит своего мерзкого Рудина домой в присутствии Лили. Откуда же девочка узнала про него? Опять Рита врет. Ничему ее жизнь не учит.

– Ну, детка, во-первых, совсем не факт, что нового маминого мужа будут звать Борисом. С чего ты взяла? Может, он будет Григорием, или Михаилом, или Александром.

– Но его же зовут Борис Иосифович, а не Григорий и не Михаил. Ты что, папа, не знаешь? Борис Иосифович Рудин.

– Во-вторых, котенок, – продолжал Стасов, словно не слыша ее реплики, – совсем не факт, что мама захочет выйти за него замуж.

– Но они же встречаются!

Логика ребенка была безупречной, впрочем, как и его информированность.

– Они дружат, – терпеливо объяснял Стасов. – А возникнет ли между ними более сильное чувство, которое приведет к их свадьбе, это еще бабушка надвое сказала.

А то и натрое. Но не объяснять же Лиле, что Рудин женат и вроде бы разводиться не собирается. У него таких, как Маргарита, полный мешок, небось не знает, куда их девать.

– И вообще, котенок, шла бы ты спать. Завтра в школу вставать рано.

– Ты что, папа? Завтра же суббота.

– Тьфу ты, я и забыл, что вы по субботам не учитесь. Мы-то в свое время учились и по субботам.

– А ты завтра работаешь?

– Не знаю, малышка, как фишка ляжет.

Фишка ляжет плохо. Но об этом бывший подполковник милиции Владислав Стасов узнает только утром.

Мазуркевич

Услышав лязганье ключа в замке, Михаил Николаевич Мазуркевич, президент киноконцерна «Сириус», перевел дыхание и бросил взгляд на свои руки. Руки тряслись, как когда-то в юности перед экзаменами. Сейчас она получит, эта сука, эта безмозглая шлюха.

Жена в прихожей двигалась осторожно, видно, думала, что он уже спит, и старалась не разбудить. Мазуркевич сидел в гостиной в полной темноте и ждал. Когда вспыхнул свет, он увидел Ксению и помертвел. Похоже, подтверждались самые худшие его опасения. Лицо ее было бледным, на скулах горел румянец, ярко-голубые глаза блестели.

– Уже три часа ночи, – сказал он как можно более ровным тоном. – Я могу узнать, где ты была?

– Нет, не можешь, – равнодушно бросила Ксения. – Это не твое дело.

– Ты хоть что-нибудь соображаешь? – взорвался Мазуркевич. – Я тысячу раз тебе объяснял, и твой отец тоже тебе объяснял, что ты должна прекратить свои гулянки! Ты что, хочешь оказаться под забором вместе со своими шоферюгами? Дура, кретинка! Я не требую, чтобы ты хранила мне верность, этого нельзя требовать от женщины, которая стала блядью еще до рождения, но хотя бы соблюдай приличия! Твой отец ясно сказал: еще раз жену Мазуркевича, дочь самого Козырева, увидят в машине со случайным водителем – все. Больше никаких денег мы не получим. И поддержки в делах не получим. Ни кредитов, ни льготных ставок, ничего. Ты этого добиваешься?

– Отвяжись, – бросила Ксения, на ходу вынимая из ушей сережки с бриллиантами и стягивая через голову свитер.

Это было в ней неистребимо – надевать серьги с бриллиантами даже к свитерам и джинсам.

– И бриллиантов тебе никаких не будет, если твой папаша узнает о том, что ты вытворяешь, несмотря на его запрет. Все твои цацки придется продать, чтобы расплатиться с долгами по кредитам.

Ксения повернулась к нему, лицо ее было перекошено холодной ненавистью и презрением. В свои сорок четыре года она не выглядела ни на день моложе, фигура начала оплывать, подглазья были покрыты сеточкой мелких морщин, волосы уже не блестели. Но в те дни, когда она возвращалась после занятий любовью с очередным случайным знакомым-водителем, она выглядела почти красавицей. Такое было хобби у дочери одного из крупнейших банкиров России Козырева: садиться в машину к незнакомым мужчинам, знакомиться с ними и заниматься любовью где-нибудь в переулке. Иногда это заканчивалось тем, что салон машины освещался фонарем милицейского патруля, открывая взорам присутствующих бесстыдно обнаженные женские груди и мужскую задницу. Составлялся протокол, история предавалась огласке, Козырев и Мазуркевич хватались за голову, а Ксения нагло ухмылялась, ничего не отрицая и не обещая. Казалось, ей совершенно все равно, будут у ее мужа деньги или нет. Но сам Мазуркевич прекрасно понимал, что ей не все равно. Она привыкла к роскоши и достатку. Но еще больше она привыкла потакать любому своему желанию. И если таковое у нее возникало, то средства шли в ход любые. Ксения знала, что Мазуркевич зависит от своего тестя в финансовом отношении и поэтому будет терпеть все ее выходки.