Преторианец. Кентурия особого назначения - Валерий Большаков

Лобанов отпрянул. Э, нет… Это вовсе не скорость реакции, тут что-то другое! Тиридат вроде как предвидел, куда станет бить Сергей, и уходил, уворачивался еще до удара!

Устод Юнус что-то такое говорил… С сожалением. Надо бы, мол, тренировать не только бицепсы-трицепсы-квадрицепсы, но и «мышцу мозга». Рука ведь сама по себе не бьет – сначала мозг отдаст команду мускулам, и только потом последует удар.

Сигнал пройдет по нервам, мышцы сократятся… Нокаут! Но мысль, излучаемая вовне, говорил устод, обгоняет биотоки, бегущие по центральной нервной, надо ее только уловить, распознать как-то, и тогда ты выстроишь оборону еще до нападения. Противник вот-вот выдаст хук левой или прямой в голову, а у тебя уже пошел встречный удар!

Устод тогда сокрушался, что искусство опережающего боя утрачено. А хрен там! Вот оно! Лобанов попробовал обдурить Тиридата – выбросил левый кулак, метя мастеру в голову, остановил движение, не закончив, и звезданул правым. Мастер должен был прянуть в сторону от удара левой, но он даже не дернулся. Зато прямой правый угодил в пустоту – Тиридат отклонил голову и пропустил кулак Лобанова над плечом. Это было как издевка, и Сергей почувствовал гнев.

Фратарак понял его состояние, заговорил успокаивающе. Затем он хлопнул в ладоши, и из-под навеса вышел Антоний.

Тиридат велел ему что-то на латыни. Тот почтительно склонился.

– Хик эст Антоний, – представил его фратарак, – инструктор.

– Инструктор! – удовлетворенно повторил Лобанов, заслыша хоть одно знакомое слово.

– Сик! – кивнул Тиридат и удалился в тень.

А «инструктор» Антоний, сосредоточившись и отрешась от земного, начал обучать Лобанова науке опережать события – дал новенькому испить противного млечного настоя, и Сергей быстренько вышел «за скобки» нормального человека. Он вдруг обрел способность видеть звуки и чуять запах смеха, слышать красивую форму и осязать придуманный образ.

Антоний уселся на теплый песок, сложив голенастые ноги кренделем, смежил веки и затянул мантру, монотонно и нудно. Не размыкая глаз, инструктор показал пальцами: повторяй!

Лобанов опустился на колени и присел на пятки. Сбиваясь и путаясь, занудил за инструктором, попадая в тон. С первого раза в памяти остались лишь отдельные слова – «ка», «ба», «хуну-неферу», «сетх», «сэтеп-са», «та-кем»… Даже сейчас, в лето сто семнадцатое от Рождества Христова, от них веяло такой древностью, что мурашки по коже. А слова выговаривались и выговаривались, голос Антония повторял и повторял стародавнюю формулу, словно заклятие накладывал. И наложил-таки.

Бормотание Антония отдалилось, стало неразборчивым и пропало. Пропал теплый песок под ногами. В уши проник совершенно незнакомый шум. Сергей открыл глаза и осмотрелся.

Он не сидел. Он стоял в узком зале, окаймленном двумя рядами массивных колонн. Их капители были украшены узором хекер – вырезанными в камне метелками тростника. Высокий потолок был расписан под звездные небеса, а пол сиял розовыми гранитными плитками.

В двух шагах от Лобанова стоял столик из черного дерева, инкрустированный слоновой костью, малахитом и лазуритом. На столике пускала ароматный дымок курильница из хрусталя.

Лобанов оглянулся, шагнул нетвердо к просвету меж колонн, завешенному пестрой тканью. Перед ним открылся огромный парк, засаженный финиковыми пальмами. За парком текла широченная река, по мутным водам ее плыла ладья, живо напоминая хейердаловскую «Ра». Заслышав шорох, Лобанов обернулся. Позади стоял плотно сбитый смуглый человек. На нем была короткая юбка и пестрый воротник из бисера шириной в тетрадь, прикрывавший плечи, спускавшийся на спину и грудь.

– Сенеб, анх уда снеб [37 - Сенеб, анх уда снеб (древнеегипет. ) – Здравствуй, жизнь, здоровье, сила (обращение к фараону). ], – проговорил смуглый и с достоинством поклонился.

– Сенеб, – ответил Лобанов, не узнавая собственный голос. В голове у него зашумело, колыхавшиеся занавеси меж колонн стали совсем уж расплывчатыми и пропали. Сам он оказался сидящим задницей на пятках посреди палестры. Лицо Антония словно всплыло из ниоткуда, и голос его произнес:

– Сальве!

– Сенеб, – выдавил Лобанов.

– Мактэ виртут! – обрадовался Антоний. – Евге! Пербелле! [38 - Salve! (лат. ) – Здравствуй! Euge – превосходно. Perbelle – прекрасно. Macte virtut – молодец. Raditicus, comes! – Клево, пацан! ]

Тут Антония окликнул его хозяин. Тиридат вышел из тени портика и шагнул на песок палестры. Антоний, с трудом разогнувшись, затараторил, шепеляво и взволнованно. На лице Тиридата изобразилось удивление, он уважительно глянул на Лобанова.

– Радитикус, комес! – бодро сказал фратарак и нанес молниеносный удар костяшками пальцев, выцеливая кончик Серегиного носа. Слабый удар гарантировал обильные слезы, а звезданешь посильнее, обеспечишь тяжелый болевой шок и даже смерть.

Лобанов легко ушел, щелкнув Тиридата по косточке у запястья снаружи. А надо было опередить фратарака и увернуться, взяв мысль об ударе!

Знать бы еще, как она выглядит, эта мысль… Ведь, когда бьешь кого-нибудь по морде, не представляешь образ, не думаешь словами. Отдаешь подсознательно приказ мышцам – грудным, широчайшей, бицепсу и прочим – сократиться и расслабиться так, чтобы кулак попал по подбородку неприятеля. И как ощутить этот приказ? Как поймать отпущенную мозгом мысль? Думай, голова, думай…

Фратарак связал несколько четких и звонких слов.

– «Отражение злого»! – громко перевел Тиндарид.

Кто ж тут такой злой, подумал Лобанов за секунду до того, как Тиридат толкнул его в грудь «лапой тигра».

Сергей попытался устоять, но полетел кувырком. Ошеломленный, он вскочил. Тиридат сделал движение и тут же оказался рядом. Костяшки его правой руки, сжатой в «копыто лошади», коснулись Серегиной шеи над ключицей. Лобанов увел корпус с линии атаки закручиванием торса и ответил двойным ударом, локтем и коленом. Тиридат блокировал локоть, но от колена уйти даже он не успевал и прянул влево, защищая правой рукой печень, а левой – пах.

– Мактэ! – обронил Тиридат.

Не останавливая начатого движения, он шагнул вправо, влепил Лобанову между бровей пяткой с поворотом корпуса, подскочил, обрушил удар правой рукой по косой вниз в точку над ухом, повернулся, ударил растопыренными пальцами Сереге в шею и тут же левой ногой – по одному месту.

Лобанов пропустил удар, ослабив его поворотом тела и напрягая пресс, и попал Тиридату большим пальцем в свободную точку между ребер, добавив короткий укол в солнечное сплетение.

– Есть! – завопил Эдик. – Ты взял мысль, босс!