Девушка в бегах - Эбигейл Джонсон

Может быть, там овраг, и я сломаю шею, не успев даже различить, где край.

Может, я уже схожу с ума, и деревья вовсе не редеют.

Если я побегу в ту сторону, через несколько секунд я окажусь на виду, и я не хочу рисковать своей жизнью, выясняя, что находится по другую сторону этих деревьев. Но прятаться в лесу, распластавшись на земле, я тоже больше не могу.

Дыхание снова становится прерывистым, когда у меня возникает идея. Хорошей ее не назвать, но было бы еще хуже остаться в лесу – или в неизвестности, которая лежит за ним – и попасться кому-то более быстрому. А реальность такова, что я ставлю на кон свою жизнь – что бы я ни делала. Так что я выбираю более надежную ставку.

И поворачиваю обратно к мотелю.

Я даю волю инстинкту бегства, быстрыми шагами перемещаясь от дерева к дереву, замирая у каждого ствола, чтобы прислушаться, ожидая услышать преследователя, который, как я надеюсь, удаляется в противоположную сторону. Но я слышу лишь шум крови в ушах, и двигаюсь так, словно мне в затылок дышат все ночные кошмары.

И ради чего? Возможно, я направляюсь к другой угрозе, к той, которая терпеливо ждет моего возвращения. Этот парализующий страх мне приходится придушить в зародыше.

Я возвращаюсь к мотелю, потому что ничего не знаю о тех, кто за мной гонится. Я ничего не знаю о том, где мама и что она задумала. Я ничего не знаю о том, почему мне приходится спасаться бегством. Но я знаю, что перед моим номером припарковалась машина и водитель знал, где меня найти. Возможно, в засаде поджидает кто-то еще – сообщник, готовый схватить меня или сделать что-то похуже. Но в машине может найтись и то, что приведет меня к маме и к ответам, которые мне нужны. В конце концов, может, мне удастся пробраться в комнату и забрать свой рюкзак. В этот момент мне хочется верить, что выигрыш перевешивает риск.

Когда я добираюсь до границы леса и в поле зрения появляется мотель, на меня обрушивается новая волна ужаса, но у меня нет времени на сомнения. Я разжимаю пальцы, крепко вцепившиеся в кору дерева, и выхожу на открытое пространство.

К счастью, кругом предостаточно теней, в которых я могу скрываться по пути. Я направляюсь к машине, стоящей перед пятым номером – это темно-синяя «Хонда Аккорд» со стикерами музыкальных групп на бампере и парковочным абонементом штата Пенсильвания на лобовом стекле. Невинно выглядящая машина пугает меня еще сильнее, чем напугал бы черный бронированный джип, который я ожидала увидеть.

Я подхожу к водительской двери, чувствуя, что сердце вот-вот взорвется от напряжения. Подголовник сплошной и высокий, так что мне не видно, не видно…

Машина пуста. Наклонившись вперед, я прислоняюсь к ней, обмякнув от облегчения. Затем я смотрю на выбитую дверь в мой номер. Дерево вокруг замка треснуло, а цепочка валяется на ковре внутри. И страх нарастает снова, опутывает мои лодыжки, колени, живот, подбирается к горлу.

О чем я вообще думаю? Я собираюсь залезть в машину человека, который выбил мою дверь, который гнался за мной по лесу, и который, вполне вероятно, пытался вытолкнуть нас с дороги три ночи назад.

Отмычки у меня нет, а даже если бы и была, я не сумела бы ей воспользоваться. Зато у меня есть внушительный камень и никаких переживаний насчет причинения ущерба чужой собственности. Я пытаюсь решить, как далеко нужно отойти, когда мне приходит в голову еще одна мысль. Я протягиваю руку и дергаю за ручку двери.

Она открывается.

Я забираюсь внутрь, не закрывая дверь до конца. Нужно быть готовой быстро сбежать, если снова понадобится спасаться, так что я не собираюсь тратить время на возню с дверью. Мне приходит в голову, что можно выбраться наружу и спрятаться под машиной, дожидаясь, пока вернется водитель. Но у этого замысла множество недостатков – например, ничто не помешает ему просто переехать меня, если он сдаст назад и увидит, что я прячусь под его тачкой. Отогнав эту картину прочь, я принимаюсь обыскивать машину.

Я откидываю оба солнцезащитных козырька, и мне на колени высыпается куча билетов на концерты. На приборной панели валяется множество мелких монет и несколько окаменевших кусочков картошки фри. Наклонившись вперед, я открываю бардачок и обнаруживаю там кучу салфеток из закусочных, пару перчаток и свидетельство о регистрации, из которого следует, что машина принадлежит Малькольму Пайку.

Ничего о маме. Ничего компрометирующего. Я резко захлопываю бардачок.

Донесшийся сзади стук заставляет меня подавить всхлип. Вскочив, я резко разворачиваюсь. Но никого не вижу.

Затем стук раздается снова, и у меня скручивает живот.

В багажнике кто-то есть.

Уклонение от опасности

Я вылетаю из двери, чуть не споткнувшись о собственные ноги. Мама. Это должна быть мама. Прежде чем метнуться к багажнику, я снова бросаюсь к водительскому сиденью. Где-то должен быть переключатель. Наполовину забравшись в машину, я нахожу его на приборной панели, нажимаю и, обернувшись, замечаю, что багажник отперт. Бросившись к нему, я открываю крышку.

Я высоко вытягиваю руки над головой, ощущая лишь отчаянную и хрупкую надежду найти маму, и оказываюсь совершенно не готова к тому, что меня пинают прямо в грудь обеими ногами. Удар сбивает меня с ног и оказывается настолько сильным, что у меня перехватывает дыхание. Я падаю на землю, и моя голова с глухим стуком ударяется об асфальт. Слезящимися глазами я вижу, как обитатель багажника перекидывает через край связанные ноги и падает на землю рядом со мной.

Я не могу ни вдохнуть, ни пошевелиться, а голова болит так, словно ее ошметки раскидало по всей стоянке. Наконец мне все же удается со всхлипом втянуть воздух в опустевшие легкие. Перекатившись на живот, я поднимаюсь на четвереньки. Хватаю выпавший из кармана телефон, ругаюсь, заметив, что экран разбился, и тут же снова убираю мобильник в карман. Сердце бешено колотится, и голова раскалывается от боли. Впервые я получаю возможность как следует рассмотреть того, кто находился в машине.

Это худой темнокожий парень в худи и обтягивающих джинсах. У него во рту кляп, а руки связаны за спиной. Бровь у него рассечена, хотя непонятно, когда это случилось – когда его запихивали в багажник или когда он выпал из него. Он щурится в лучах заходящего солнца и дергается, безуспешно пытаясь освободиться. Из положения, в котором он лежит, ему меня не разглядеть, и я догадываюсь, что он, вероятно, не разобрался, кому пытался вколотить грудину в позвоночник. Думаю, он видел лишь силуэт.