Темные искусства - Оскар де Мюриэл

Она не оглянулась и не сбавила шаг.

– Прокляла бы – будь у тебя что терять.

Ее хлесткие слова, произнесенные с чудным акцентом откуда-то из Восточной Европы, задели противника за живое. Мужчина потупился, пряча залившееся краской испитое лицо.

Цыганка остановилась у стола, за которым сидела парочка, и хохотнула.

– Не теряешь время, моя дорогая. Так держать!

Хозяйка паба вскочила, ее щеки пылали так же ярко, как и грива ее рыжих локонов.

– Мадам Катерина!

Цыганка улыбнулась.

– О, не красней, Мэри! По крайней мере, ты делаешь успехи: от этого толку побольше будет, чем от того голодранца, на которого ты месяц назад просила навести порчу. – Она понизила голос. – И, кстати, те бородавки уже небось проклевываются одна из другой.

Она опустилась на стул Мэри, и молодой Макгрей тут же возмущенно щелкнул пальцами.

– Эу! Я вас садиться не приглашал.

Они обменялись взглядами в безмолвной дуэли характеров. Его голубые глаза против ее ярко-зеленых. И те, и другие – с хитрецой.

Она заговорила первой.

– Думаю, ты будешь рад услышать то, что я собираюсь тебе рассказать, – она расстегнула плащ и спустила его с плеч.

Взгляд Макгрея тут же сполз на ее выдающуюся грудь, самую внушительную в Эдинбурге, – предмет гордости, подчеркнутый глубоким декольте.

Цыганка улыбнулась. Ее прелести всегда сбивали недругов с толку.

– Желаете ли выпить, мадам? – спросила Мэри, пока Макгрей подбирал свою челюсть с пола.

– Да, дорогая моя. Но что-нибудь приличное, а не ту мочу, что я сбываю тебе для продажи.

Мэри подмигнула ей.

– Я вам принесу односолодовый с винокурни Макгреев. Они свое дело знают, – направившись в кладовку, Мэри бросила на Макгрея заговорщицкий взгляд.

Он не оценил ее веселость.

– Не хочу показаться грубым, дорогуша, – сказал он, – но пора бы вам отвалить.

– О! Ты очень занят, мальчик мой?

– Ага. Ногти сраные полирую, не видно, что ли?

Один из пропойц хохотнул:

– Ну, теперь-то побыстрее дело пойдет!

Макгрей проглотил остатки своего виски и метнул в мужлана стакан. Он попал тому прямо промеж глаз и разбился вдребезги. Пьянчуга взвыл, вскочил и попытался сжать ладонь в кулак, но затем споткнулся, зашатался и посмотрел на свою руку, словно впервые ее увидел. Он грубо выругался и, покачиваясь, побрел на выход.

– Адольфус! – процедила Мэри, возвращаясь с непочатой бутылкой. – Это третий за сегодня постоянный клиент, которого ты спугнул! Он мог бы еще бутылку прикончить!

– Уверена, что мой заказ покроет эти потери, моя дорогая, – сказала Катерина, наливая себе щедрую порцию виски. – И обещаю тебе, что этого-то не спугну.

– Вот-вот спугнете, – ощерился Макгрей.

Мэри стиснула его руку.

– Я на минутку отойду, Адольфус. Послушай мадам Катерину, – с этими словами она поспешила в кладовку, явно сговорившись с пышногрудой цыганкой.

Макгрей вздохнул.

– Какого черта вам надо?

Он переплел пальцы. Совсем недавно ему сняли повязку, но швы на обрубке пальца, отсеченного его сестрой, все еще являли собой жуткое зрелище.

– Безымянный, на правой руке, – произнесла цыганка с меланхолией в голосе. – Как и писали в газетах.

– Угу. Рад, что этот не потерял – или вот эти два.

Цыганка улыбнулась.

– Ты мне нравишься. – Она крутанула стакан, втянула запах напитка и сделала большой глоток. Поморщилась. – Ах, и правда приличное пойло!

– Я не любитель спрашивать дважды. Какого черта вам? …

– Я верю тебе, мальчик мой.

Макгрей поднял взгляд, в котором отразился свет очага – голубые глаза вспыхнули янтарем.

– Не играйте со мной, – пригрозил он, положив ладонь на стол и медленно сжав ее в кулак. – Я повидал достаточно шарлатанов вроде вас. Плутуете и врете ради пущих грошей.

– Не равняй меня с ними, мальчик. Я очень сочувствую твоему горю.

– Да вам-то какое дело?

Она криво улыбнулась.

– Я знаю, каково это. Я потеряла родителей, когда была совсем мала. Тебе еще повезло.

– Повезло! Да уж.

– Ты крепок, у тебя есть дом и винокурни… – она втянула аромат напитка. – У меня ничего такого не было. Я была нищенкой со странным акцентом, одна-одинешенька. За буханку плесневелого хлеба или ночь под крышей платила сам понимаешь чем. Иногда…

Она умолкла, словно проглотив слова, которые собиралась произнести. Она сделала большой глоток и прокашлялась.

– Но я пробилась. Я больше не потерянная, беспомощная девчонка и никогда больше ею не буду. Поверь, я здесь не для того, чтобы попрошайничать или нажиться на твоем горе. Я готова помочь, пусть даже никто не помог мне, когда я оказалась на улице.

Макгрей скривился – то ли сочувственно, то ли раздраженно. Цыганка улыбнулась, заметив проблеск сопереживания. Вот он, ее шанс – трещина в скорлупе этого юноши.

– Ты ведь кое-что увидел, – прошептала она, и ее голос вводил в транс, как шипение змеи. – То, чему не можешь найти объяснения… Тебя даже посещала мысль, что ты и сам сошел с ума.

Макгрей молчал. Он смотрел на нее не мигая, его грудь медленно вздымалась.

– Ты видел дьявола, не так ли? Видел его рога и опаленную плоть. Видел, как он убегал. Было такое?

Макгрей едва дышал.

– Откуда вы знаете?

Цыганка положила ладони на стол – ногти на них походили на когти орла.

– Я вижу такие вещи, мой мальчик. Я вижу, что с твоей младшей сестрой случилось нечто чудовищное. Нечто невыносимо ужасное.

В этот момент дверь распахнуло сквозняком, от чего угольки в очаге замерцали.

– За такими вещами тянется след, мой мальчик, – продолжила она. – От них несет смрадом. Смрадом демонов.

У Макгрея открылся рот. Весь Эдинбург только и судачил, что о показаниях Клоустона. О том, что Фиалка [1 - Домашнее прозвище Эми Макгрей объясняется в первой книге цикла: у нее большие темные, почти черные глаза, обрамленные густыми ресницами, и их форма напоминает родным соцветия фиалок. ] упомянула дьявола, писали во всех газетах. Ему хотелось крикнуть об этом, схватить эту женщину и вытолкать ее отсюда прочь, однако в глазах ее было нечто такое, от чего он никак не мог отвернуться. Она смотрела на него почти по-матерински проницательно. Цыганка подалась к нему и прошептала: