Батыева погибель - Александр Михайловский

И вот вдруг через раскрывшийся портал в горницу шагнули сам Серегин, отец Александр, Ника-Кобра, лейтенант Гретхен де Мезьер и четверо хмурых амазонок из состава роты первого призыва в полной боевой экипировке десантников со штурмоносца; впрочем, и первые тоже были упакованы в ту же гибкую непробиваемую высокотехнологичную броню, позволяющую не бояться внезапного нападения. Но это было так, мера предосторожности на всякий случай, поскольку Серегин не верил, что в такой момент князь Юрий Игоревич пустится во все тяжкие. Но, как говорят друзья-мусульмане Автора: «На Аллаха надейся, а верблюда привязывай».

Услышав царящий в тереме грохот, шум и гам, который могло бы производить целое стадо взбесившихся бабуинов, Серегин вопросительно посмотрел сперва на Евпатия Коловрата, а потом на хозяина терема. Мол, что, нукеры Бату-хана уже здесь и грабят терем? Может, мне свистнуть своих, чтобы они пришли и прекратили это безобразие?

В ответ воевода со вздохом рассказал про принятое князем решение отправить своих женщин в безопасное место и пояснил, что проще выдрессировать дикую лесную рысь, чем заставить бабу осмысленно и четко выполнять мужские распоряжения.

– Да? ! – с удивлением приподнял одну бровь Серегин. – Не замечал. У меня женщины ведут себя вменяемо и вполне разумно, всегда делая то, что надо для дела, а не то, что им хочется.

Евпатий Коловрат в ответ на эти слова со вздохом покосился на рязанского князя, пожав при этом плечами. Мол, каков поп, таков и приход. А сам князь с завистью глянул на замерших как изваяния амазонок, чьи лица не выражали ничего, кроме холодного равнодушия, да и сопровождавшие Серегина Ника-Кобра с Гретхен, в которых явно угадывались высокопоставленные особы, тоже не изъявляли желания суетиться и закатывать истерики.

Серегин оценивающе посмотрел на рязанского князя Юрия Игоревича.

– Эвакуация это хорошо, просто замечательно, – задумчиво произнес он, – только в этот план надо внести маленькие коррективы и эвакуировать не только княжеское семейство, а убрать из города вообще всех некомбатантов, то есть лиц, которые не в состоянии сражаться с врагом. С одной стороны, эвакуация должна быть абсолютно добровольной, с другой стороны, необходимо в обязательном порядке поместить в безопасное место всех женщин и детей. Все же армия Бату-хана еще очень сильна, и возможно, что Рязань придется сдать, превратив в огненную ловушку. Но в таком случае, если выживут люди, выживет и сама Рязань. Ведь город – это не стены и дома, которые можно отстроить заново, это в первую очередь люди, а женщины и дети – это будущее стольного града Рязанской земли…

Рязанский князь пожал плечами. Мол, он был бы совсем не прочь убрать из города всех путающихся под ногами гражданских, но кто же будет платить за этот банкет, который явно влетит в копеечку. В рязанской казне денег нет. Все ушло на снаряжение войск для битвы на реке Воронеж. При этом выражении крайнего меркантилизма Евпатий Коловрат только укоризненно покачал головой. Не по-людски это было и не по-христиански. А быть может, у рязанского князя Юрия и на самом деле в казне не было денег…

В ответ на это Серегин ответил, что за банкет заплатит он, ведь мы же, мол, союзники и вообще, чай, не такие подонки, чтобы мерить человеческие жизни, особенно жизни женщин и детей, звоном золотых и серебряных монет. А чтобы князь не чувствовал себя обделенным, то и пребывание его собственного семейства в тридевятом царстве, тридесятом государстве тоже пройдет за счет принимающей стороны. Услышав эти слова, Евпатий Коловрат облегченно вздохнул. Ведь ему, пусть даже одному из ближних к князю бояр, до этой минуты никто не предлагал укрыть своих родных и близких в безопасном месте.

А Юрий Игоревич после слов Серегина возрадовался, как тот самый иудей, нашедший шекель, подумав, что легко обдурил на деньги заморского князя. А тот, в свою очередь, подумал, что дурак этот князь Юрий Игоревич, и уши у него немытые. Ведь люди пойдут не за тем, кто разукрашен как петух и умеет красиво говорить, а за тем, кто в минуту настоящей опасности спас и их самих, и их семьи. Короче, каждый остался доволен сложившимся положением. Один экономил золото, а другой зарабатывал авторитет у рязанцев, которые, как любые жители фронтира, легко могли отличить блестящую обманку от настоящего, пусть даже и тусклого золота.

Дальнейшие обсуждения касались плана будущей кампании. Серегин еще раз повторил, что у него не так много войска, чтобы рисковать им в прямом столкновении с Батыем. Только жалящие удары кружащих по лесам смешанных отрядов, которые не дадут осаждающим ни минуты покоя, и одновременно – сокрушение вражеской силы на стенах Рязани. Пока эти стены целы, один воин, стоящий наверху на забороле, равен десяти или двадцати воинам внизу, под стеной и валом, которые неприятелю еще надо преодолеть под градом камней и ливнем кипятка и расплавленного смоляного вара. При этом за то, что монголам не удастся построить и пустить в ход осадные машины и тараны Серегин ручался. Строители из самих монголов просто никакие, а если им еще и мешать, то все и подавно выйдет для Бату-хана весьма печально.

На том и договорились. Рязанский князь отправился подгонять своих женщин быстрее собираться, пообещав, что сделает все для того, чтобы общая эвакуация гражданского населения началась уже на следующее утро, а Серегин вчерне и по-деловому обговаривал с Евпатием Коловратом тактику действий летучих отрядов. Не стоило забывать и о тех двух монгольских туменах, потрепанных, но отнюдь не разгромленных и не побежденных, которые в настоящий момент двигались на соединение с основным монгольским войском под Рязанью. И судьба одного такого тумена, которым командовал знаменитый темник Бурундай, должна была как раз решиться этой ночью, а для того Серегину требовалось, как можно скорее закончив эти переговоры, вместе с Никой-Коброй и отцом Александром перемещаться в другое место.

Кстати, насколько Серегину при первой встрече понравился Евпатий Коловрат, в котором он почуял родственную душу, настолько же рязанский князь вызывал ощущение какой-то легкой нечистоты. Уж слишком он при каждом действии старался выгадать для себя лично, зачастую забывая, что кроме своих личных интересов и интересов семьи, его должно заботить благополучие вверенных его попечению людей. Этого у него почти не было, как и заботы о Руси в целом. Вот тут-то Серегин по настоящему осознал, что главным в его работе в этом мире будет не разгром Батыева войска, благо тактика отработана на аварах и ее надо только чуть-чуть дополнить и улучшить. Главное будет повыкорчевать отовсюду эдаких самовлюбленных эгоистов, заменив их людьми типа Александра Невского, готовых ради общерусских интересов и смирить гордыню, и забыть прошлые обиды. И уж точно готового биться впереди своих войск, а не бежать с поля боя как только станет очевидна неудача.