В дни Бородина - Александр Михайловский

– Узнаю Ивана Давыдовича, – степенно кивнул Кутузов, быстро прочитавший коротенькую записку Костенецкого, – и, кстати, он был совершенно прав. Стоять кавалерии на месте в таком случае смерти подобно. Но давайте, юноша, продолжайте. Вы ударили по французам в пики, и что дальше?

– Сначала было тяжело, – честно признался корнет, – но мы рубились так, будто это наш последний бой, не надеясь победить, а только умереть с честью. Потом в един миг стало легче. Рубящиеся с нами французы стали мешкать и оглядываться на звуки боя, который неожиданно начался в их тылу. Мы же, напротив, насели на них с такой неистовой яростью, будто от этого зависела сама наша жизнь и спасение души. И тогда французы, вырубаемые и спереди и сзади, все из них, кто еще был жив, принялись бросать оружие и сдаваться в плен.

– Очень хорошо, юноша, – подбодрил Корнета Кутузов, – рассказывайте дальше; почему я должен тянуть из вас клещами каждое слово, будто вы не русский офицер, а пойманный нашей разведкой вражеский лазутчик?

– А потом, ваша Светлость, – корнет покраснел как юная девица, – мы впервые увидали артанское войско. Высоченные мускулистые ээ… не то девки, не то женщины, восседающие на больших конях преимущественно гнедой или вороной масти, гнали сдавшихся французов в нашу сторону, при этом говоря им такие русские слова, которыми не принято выражаться при дамах…

– Скажите, юноша, – посмеиваясь, спросил генерал Кайсаров, – я не понял, кто был гнедой или вороной масти – девки или все же их кони?

– Разумеется, кони, Ваше Высокопревосходительство, – ответил корнет, – у тех девок цвет кожи хоть и смуглый, навроде цыганского, но гнедым либо вороным его все же не назовешь. А еще на их лицах зеленой краской были нарисованы такие размазанные полосы, вроде как боевая раскраска у индейцев; как первый раз посмотришь, так сразу жуть за душу берет. Которые из них спешились, сразу оказались на две головы выше любого из нас. Плечи у этих девок широченные и руки длинные, зато в талии они вельми узки, и ноги, хоть и длинные, но стройные. И сиси тоже большие-пребольшие…

– Молодой человек, – остановил корнета Кутузов, – разговор о ножках и сисях оставьте лучше для своих приятелей, а нам лучше расскажите об их командующем Великом Князе Артанском.

– Виноват, Ваше Высокопревосходительство, исправлюсь, – покрасневший корнет опустил голову. – Самовластный Великий князь Артанский плечи имеет широкие, глаза серые, видом вельми мужественен и суров. Войско его любит и почитает как отца родного и старшего брата. Посмотришь и скажешь – вот он, настоящий командир, отец солдатам. Смотришь – и сердце разрывается, почему у нас не все генералы настолько хороши и почему сейчас мы здесь бьемся под Москвой, а не французы под Парижем. Ведь были же походы генералиссимуса Суворова, когда наша армия вела войну наступательную и дралась в Италии и Швейцарии, на чужой, а не на своей территории. Если бы вы, Ваше Высокопревосходительство, сами видели бы Великого Артанского князя, то сразу же все поняли бы, а я всего лишь молодой корнет – сегодня есть, а завтра меня нет. Кстати, Ваша Светлость, нету у меня более приятелей, полегли все в рубке супротив французских кирасир, одному мне в сей схватке довелось остаться невредимым, а из прочих, тех, кто еще жив, большинство испустит дух еще до сегодняшнего вечера*. А если бы не Артанский князь и его воинство, то всех бы нас втоптали в землю на том рубеже, ибо Литовские уланы погибают, но не отступают и не сдаются. Потому я и радовался так той победе, ибо большой кровью она нам далась, и чудесным было наше спасение, там где никакого спасения не должно было быть вовсе.

Примечание авторов: * Корнет Еремин еще не знает, что те из его приятелей-сверстников, кто не был убит наповал, уже плавают в регенерирующих ваннах с живительной волшебной водой. И что все они, пережившие тот бой, уже через весьма короткое время начнут выздоравливать и при этом проявлять неподдельный мужской интерес к обслуживающему их медперсоналу из бывших мясных.

Конечно, услыхав такие дерзкие речи от какого-то корнета, Кутузов мог бы закричать на наглеца, затопать ногами и замахать руками, дабы пресечь поток дерзостей, но во-первых – легла уже на Бородинское поле тень чего-то великого, делающего подобное поведение командующего неподобающим, а во-вторых – Михайло Илларионович и сам не был особенно склонен к подобным проявлениям начальственной спеси. Но в то же время русский командующий не знал, что ответить молодому офицеру и чем его ободрить. Положение спас генерал Кутайсов, попросивший корнета Еремина показать свою саблю. Когда тот выполнил просьбу, то стало видно, что лезвие оружия испещрено свежими зарубками и царапинами – а это говорило о том, что этой саблей совсем недавно яростно и очень упорно рубились с врагом.

– Корнет Еремин, – сказал увидевший эту саблю Кутузов, – за отличие, проявленное по службе, храбрость и героизм, поздравляю тебя званием поручика. Надеюсь, что ты и дальше будешь честно и гордо нести высокое звание русского офицера. Виват!

Корнет, то есть уже поручик, Еремин шмыгнув носом от расстройства чувств, хотел было что-то сказать – такое эдакое, благодарственное; но как раз в этот момент генерал Кутайсов вытянул руку, указывая куда-то вдаль в южном направлении.

– Ваша Светлость, – произнес он, обращаясь к Кутузову, – смотрите, кто это там скачет под красным знаменем рядом с генералом Костенецким? Часом не сам ли Артанский князь решил нанести нам визит вежливости?

Кутузов бросил внимательный взгляд на группу быстро приближающихся всадников в мундирах цвета пожухлой травы, над которыми трепетало от быстрой скачки их священное алое знамя, после чего перевел взгляд на поручика Еремина.

– Скажите, юноша, – спросил русский главнокомандующий, – вон тот человек рядом со знаменосцем – это случайно не сам ли Великий Артанский Князь Сергей Сергеевич Серегин?

Новоиспеченный поручик, которого чем дальше, тем больше пронимал Призыв, тут же с восторгом подтвердил, что да, в настоящей момент к Ставке русского главнокомандующего приближается сам Великий Артанский князь Серегин, собственной персоной, с личной охраной и ближними помощниками. А значить это может только то, что пришло время кончать эту тянущуюся будто бесконечная канитель* битву с Наполеоном.

Примечание авторов: * Тонкая металлическая (обычно золотая или серебряная) нить, употребляемая для вышивки узоров на офицерских и генеральских мундирах. В переносном смысле – длительное и утомительное, но часто бесполезное и ненужное занятие.