Стеклянные дома - Луиза Пенни

– Настоящий Дарт Вейдер, – заметил прокурор, и на галерее для зрителей раздался смешок.

– Мы тоже так думали поначалу. Но костюм был не из «Звёздных Войн».

– Тогда кого, по-вашему, изображал тот человек?

– Рейн-Мари… – Гамаш повернулся к присяжным. – Это моя жена.

Они кивнули.

– Рейн-Мари предположила, что это отец Моцарта из фильма «Амадей». Но у того была особая шляпа. А у этого – только капюшон. Мирна подумала, что он изображает священника-иезуита, однако креста на нем не было.

И вел он себя как-то необычно. Люди вокруг веселились, а он стоял столбом.

Вскоре люди начали заговаривать с ним. Спрашивали о его костюме. Пытались сообразить, кто он. Но это продолжалось недолго, и вскоре все начали сторониться его. Вокруг темной фигуры образовалось пустое пространство. Пришелец словно находился в собственном мире. Собственной вселенной. Где не было никакого Хеллоуина. Никаких празднующих. Никакого смеха. Никакой дружбы.

– А что подумали вы?

– Я подумал, что это Смерть, – ответил Арман Гамаш.

В зале суда воцарилось молчание.

– И что вы сделали?

– Ничего.

– Вот как? Тут заявляется с визитом Смерть, а глава Квебекской полиции, в прошлом старший инспектор отдела по расследованию убийств, ничего не предпринимает?

– Это был человек в маскарадном костюме, – терпеливо произнес Гамаш.

– Возможно, так вы подумали в тот вечер, – подхватил прокурор. – Но когда вы поняли, что это и в самом деле смерть? Позвольте высказать предположение. Когда стояли над телом?

Глава вторая

Нет. Фигура на вечеринке смущала, но плохое предчувствие у Гамаша действительно появилось только на следующее утро, когда он выглянул из окна спальни в промозглый ноябрьский день.

– На что ты смотришь, Арман? – поинтересовалась Рейн-Мари, подойдя к мужу.

Она тоже выглянула в окно и нахмурилась.

– Что он там делает? – спросила она вполголоса.

В то время как все разошлись по домам, чтобы лечь спать, человек в темной мантии этого не сделал. Никуда не ушел. Остался. И до сих пор там находился. Стоял на деревенском лугу в своей шерстяной мантии. И в капюшоне. Смотрел.

Из окна Гамашу не было видно, но он подозревал, что и маска осталась на своем месте.

– Не знаю, – ответил Арман.

Было субботнее утро, и он оделся как обычно. Брюки, рубашка и теплый осенний свитер. Наступил ноябрь, и погода не давала им забыть об этом.

День начался серым рассветом, как это часто случается в ноябре после ярких восходов и ярких осенних листьев октября.

Ноябрь – переходный месяц. Разновидность чистилища. Холодное влажное дыхание между умиранием и смертью. Между осенью и мертвой зимой.

Никто не любил ноябрь.

Гамаш надел резиновые сапоги и вышел наружу, оставив немецкую овчарку Анри и маленькое существо по имени Грейси в полном недоумении: они не привыкли, чтобы их не брали на прогулку.

На улице было холоднее, чем он предполагал. Даже холоднее, чем предыдущим вечером.

Он еще не успел дойти до луга, как руки у него закоченели, и он пожалел, что не надел перчатки и шапку.

Гамаш подошел к темной фигуре и остановился прямо перед ней.

Маска оказалась на месте. Не было видно ничего, кроме глаз. Но даже и глаза были скрыты какой-то сеткой.

– Кто вы? – спросил Гамаш.

Голос его звучал спокойно, даже дружелюбно. Абсолютно нормальная ситуация.

Во враждебности нет никакой нужды. Для этого еще будет время, если возникнет необходимость.

Однако человек продолжал хранить молчание. В его позе не было скованности. Его окружала аура уверенности, даже авторитетности. Он не только чувствовал себя здесь на своем месте, но даже как бы владел им.

Впрочем, Гамаш подозревал, что это ощущение создает скорее мантия, чем молчание человека.

Его всегда поражало, насколько молчание действеннее слов. Например, если нужно сбить кого-то с толку. Но он не мог позволить себе роскошь молчания.

– Почему вы здесь? – спросил Гамаш. Сначала по-французски, потом по-английски.

Потом он ждал ответа. Десять секунд. Двадцать. Сорок пять.

* * *

В бистро Мирна и Габри смотрели сквозь свинцовое стекло окна.

Смотрели на двух человек, уставившихся друг на друга.

– Отлично, – сказал Габри. – Арман избавится от него.

– Кто это? – спросила Мирна. – Он вчера был у тебя на празднике.

– Помню, но я понятия не имею, кто он такой. И Оливье тоже не знает.

– Уже закончили? – спросил Антон, мойщик посуды и помощник официанта.

Он потянулся к тарелке Мирны, на которой остались одни крошки. Но его рука замерла на полпути. Как и двое других, он уставился в окно.

Мирна посмотрела на Антона. Он появился недавно, но быстро здесь освоился. Оливье нанял его мыть посуду и помогать официанту, однако Антон ясно дал понять, что надеется стать шеф-поваром.

– Шеф-повар может быть только один, – доверительно сообщил Антон Мирне как-то раз, покупая в ее магазине старинные кулинарные книги. – Но Оливье нравится делать вид, будто их целая армия.

Мирна рассмеялась. Это было похоже на Оливье. Ему всегда хотелось производить впечатление, даже на людей, которые слишком хорошо знали его.

– У вас есть фирменное блюдо? – спросила она, выбивая чек на своем старинном кассовом аппарате.

– Я люблю канадскую кухню.

Мирна помедлила, глядя на него. Ему лет тридцать пять, прикинула она. Конечно, с такими амбициями и в таком возрасте уже не годится быть помощником официанта. Судя по речи, Антон был неплохо образован, он поддерживал хорошую физическую форму – стройный, атлетического сложения. Темно-каштановые волосы, коротко подстриженные по бокам и подлиннее сверху, придавали ему мальчишеский вид.

Определенно он был красив. И стремился стать шеф-поваром.

Будь она лет на двадцать моложе…

Почему бы девушке не помечать? И она мечтала.

– Канадская кухня? А что это такое?

– Вот именно, – ответил Антон с улыбкой. – Никто толком не знает. Я думаю, это все, что рождает земля Канады. И ее реки. Здесь так много всего. Я люблю добывать корм.