Стикс - Наталья Андреева

– Тебя что, по голове били?

– Не помню.

– Как оформлять-то тебя? – Дежурный безнадежно посмотрел в пустой протокол.

– Не знаю.

– Документов у тебя нет. Имени своего не знаешь. Ты хоть кто по национальности? Грузин? Чеченец? Армянин? Цыган?

– Русский.

– Да ты ж черный, как головешка! А говоришь чисто, – задумчиво протянул дежурный.

– Я русский, – упрямо повторил он. И вдруг добавил: – Иван. Меня зовут Иван.

– Ишь ты! Ваня, значит! И что мне делать с тобой, русский Ваня?

В это время вошел в дверь мужчина средних лет в форме, на каждом погоне по звезде.

– Товарищ майор! – вскочил дежурный, вытянулся. – Тут без вас экземпляр доставили. Думали – террорист. Когда документы спросили – он побежал. Ну, ребята догнали и…

– Били?

– Какое там! У него и так шишмарь здоровый на башке! И память отшибло напрочь! Ни документов, ни…

– Ну-ка, ну-ка… Из столицы ориентировка пришла, террористов ловят. В кабинет его ко мне. Быстро.

И пошло по кругу. Вопросы, вопросы. Одни и те же. Он отвечал, не упрямился: «Не помню». «Не знаю». Уже в сумерках молодой парень в штатском приоткрыл дверь кабинета:

– Разрешите?

– Входи, Игорь.

– Дежурный сказал, у вас тут находится мужик, который ничего не помнит. У меня друг в соседнем районе работает. Тоже опером. Так там уже двух таких подобрали. Шли по шоссе, без документов, без денег. Говорят, что ничего не помнят. Когда их потрясли как следует, один сказал, что последнее, что запомнил – вокзал и чемодан, который он должен был кому-то передать. А другой вспомнил крытую брезентом машину. Его долго куда-то везли, а потом выкинули на шоссе.

– И где сейчас эти двое?

– Как где? В психушку отправили. А куда их? Ничего ж не помнят.

Парень, которого назвали Игорем, повернулся к нему:

– Ты машину помнишь? Или вокзал?

– Нет. Бутылки помню. Много бутылок.

– Пили, что ли?

– Нет. Я не пил. – Он покачал головой и добавил, старательно выговаривая слова: – Меня зовут Иваном. Я не террорист.

– А мне сказали, что ты побежал, когда тебя окликнули. Зачем? Не помнишь?

– Как побежал, помню. Зачем побежал – не знаю.

– А почему ты черный такой? Загореть где успел? С юга, что ли?

– Не помню.

– Ладно, пусть его врачи попробуют в чувство привести, – сказал, поднимаясь, майор. – А потом поговорим.

– Эх, если б не физиономия! Типичное лицо кавказской национальности!

– Да-а-а… Проверить надо бы.

– Да русский он! Никакого акцента! Говорю вам: не террорист! Тут другое.

– Да и черт с ним! У нас что, дел мало? Сейчас скажу, чтобы отвезли в психушку. Дело-то завели на этих Иванов непомнящих?

– Завели. Они, похоже, курьеры, раз вокзал и чемодан. Наркоту, что ли, возят? А при чем здесь тогда бутылки? Чертовщина какая-то.

– Вот и подкинем его им. Соседям. Пусть объявление в газете дадут. И по телевизору. Что это за мужик, кто знает? Может, личность какая известная.

– Отмыть ее надо для начала, эту личность, товарищ майор, а там поглядим.

– Ты, Игорек, возьми на контроль.

– Есть!

День второй, утро

Он проснулся чистый, в чистой постели. Поел с большим аппетитом, после завтрака осмотрелся. Мысли еще путались, голова болела. Вспомнил, что накануне его отмыли, подстригли, побрили, одели в больничную пижаму. Пожилая нянечка, возившаяся с ним в душевой, даже умилилась:

– Экий ты ладненький да хорошенький у нас! Как звать-то хоть, помнишь?

– Иван.

– Ванюша, значит. Красавчик ты у нас, Ванюша. Цыганистый, да ладный. Хочешь чего? Может, еще покушать? Отощал ты, оголодал.

– Спать. Больше ничего не хочу.

Теперь он в обществе таких же людей, одетых в поношенные полосатые пижамы, сидел в огромной светлой комнате с решетками на окнах, бессмысленно улыбался и ловил на себе заинтересованные взгляды молоденькой медсестры. Наконец она подошла, поправила ему черные кудрявые волосы на лбу, достала из кармана маленькое зеркальце:

– Так хорошо? Гляньте.

Он посмотрел. Да, это его лицо. Теперь его, когда отмыли и побрили. Худое, смуглое, с жесткими, правильными чертами, словно отчеканенными. Глубокие карие глаза, взгляд горячий и впрямь какой-то дикий, цыганский. Нос прямой, губы узкие, темные. Пальцем потрогал – твердые на ощупь, трещинка, которой невзначай коснулся, тут же заныла. Он поморщился.

– Дайте, я вазелином смажу, – тут же вызвалась медсестра, не отводя от него взгляда.

Он понял, что нравится женщинам. Красавчик? Что-то всплыло в памяти. Нежные женские пальчики, ласково касающиеся его губ. Ему это, кажется, нравилось. Вот и сейчас молоденькая сестричка трогает нежно трещинку, застенчиво улыбается:

– Легче?

– Маша, новенького к главврачу!

Она тронула его за плечо:

– Ну, пойдемте. Провожу.

Он встал, сестричка оказалась ему по плечо. То ли она такая маленькая, то ли он высок ростом. Верхняя пуговица больничной пижамы расстегнулась, он глянул на черные курчавые волосы у себя на груди, потрогал их пальцем: жесткие. Тело, которое надо заново вспомнить. Худое, смуглое, но, похоже, красивое и ловкое. Вон она как смотрит! Почему-то он застеснялся, пуговичку верхнюю застегнул. Мужчина. Это тоже надо вспомнить. Сестричка зарумянилась, поторопила:

– Пойдемте, пойдемте! Владимир Степаныч ждет!

В кабинете несколько человек. Самый старый, в очках, похоже, главный. Он и предложил:

– Ну-с, присаживайтесь. Иван, говорите?

– Да.

– Это все, что вы пока вспомнили?

– Кажется, все.

– Бывали в нашей практике такие случаи. Да-с, бывали… Травма у вас в затылочной части имеется, но, похоже, не в ней дело. Стукнули чем-то тяжелым по голове, но такие удары приводят к временной потере сознания, не к амнезии. Она явилась следствием чего-то другого. Пили что-нибудь?