Вид на жительство в раю - Наталья Андреева

И вот эта «старуха» тащила чемодан по подземному переходу на Павелецкий вокзал, обливаясь слезами. Потому что опаздывала на поезд. Непредвиденные обстоятельства: авария на дороге и огромная пробка. Где-то на середине длиннющего перехода я поняла, что опоздала. Мой поезд уже ушел. Теперь надо сдавать билет, ругаться с кассиром, добывать новый. С билетами в каникулы проблемы. Я села на чемодан и зарыдала. Мне теперь придется тащиться с этой неподъемной махиной обратно в общежитие, потом идти на переговорный пункт, успокаивать маму. Ведь телеграмма уже улетела: она меня ждет. А потом сидеть без дела и без денег в студенческой общаге, а две разгульные девицы в соседней комнате устроят очередную пьянку, и ко мне будут ломиться всю ночь подозрительные типы. Сессия для соседок только-только началась, и если они будут обмывать каждый сданный зачет и экзамен, да еще пяток завалят… Ничего себе перспектива! Я, невинная девочка, отличница, даже на студенческие дискотеки не хожу, стесняюсь. Жить неделю в квартире, которую соседки превратят в притон! Кошмар!

Я сидела и ревела, оплакивая загубленные каникулы, и тут над моей головой раздался голос:

– Девушка, что случилось?

Я подняла голову и увидела его. Двадцать лет назад мой муж еще не был таким грузным, хотя сложение у него плотное, а аппетит отменный. Тогда ему было двадцать девять, живот только намечался, мешки под глазами отсутствовали, и он еще не был таким занудой. А в данном случае оказался моим спасителем.

– Что случилось? – повторил он. – Вас кто-то обидел?

– На поезд опоздала, – всхлипнула я. – А меня утром мама ждет. Я уже отправила ей телеграмму.

– Давайте мы сделаем вот что… – Он на минуту задумался. – Сейчас пойдем ко мне, я живу в двух шагах, позвоним по межгороду вашей маме, попьем чаю и решим, что нам делать дальше.

– А билет? – всхлипнула я.

– Это я беру на себя, – улыбнулся он.

Еще во времена строительства развитого социализма мой муж проявлял чудеса расторопности. Поэтому в бизнесе потом оказался как рыба в воде. Я была такая наивная девочка, что сразу же согласилась на его предложение. Мне и в голову не пришло, что это может быть маньяк, вор, насильник. Что я рискую. Да и времена тогда были другие. Встречались, конечно, и маньяки, но в принципе людям верить было можно. Я поднялась, мужчина подхватил чемодан (тогда еще у него не было одышки) и легко понес его в сторону, противоположную выходу к вокзалу. Я засеменила за ним.

– А как вас зовут? – спросила я его широкую спину.

Он обернулся и с улыбкой сказал:

– А я разве не представился? Михаил. Конанов Михаил Евгеньевич. Паспорт показать?

Он точно был не маньяк. Я робко спросила:

– А разве у вас с собой паспорт?

– А зачем я, по-вашему, очутился на вокзале? Брал билет.

– Вы куда-то уезжаете?

– Да. В командировку.

Мы шли по длинному переходу. Он нес чемодан и отделывался короткими репликами.

– Ой, а я вас не отвлекаю?

– Поезд завтра. Утром.

– Утром… – повторила я. Отныне мне предстояло стать его эхом. Если бы я знала тогда, чем все это закончится!

Он и в самом деле жил неподалеку. Не в двух шагах, но в районе Павелецкого вокзала. Квартирка была однокомнатная, кухня маленькая, но зато ремонт хороший, обои дорогие, полы паркетные, а такую мебель в те времена доставали по большому блату.

– Я не женат, – сказал он, поставив чемодан посреди прихожей. – Так что действуйте.

– Что? – слегка растерялась я.

– Готовить умеешь?

– Да. Конечно!

Я не была избалованной девочкой, кое-чему меня мама научила, а студенческая общага завершила образование. Я умела из одного куска мяса изготовить и первое и второе, соорудить из бульонных кубиков и томатной пасты вкуснейшую подливку к макаронам, без молока сделать воздушное картофельное пюре. Не говоря уже о том, что привыкла сама себя обслуживать, стирать, гладить, драить сантехнику, и т. д., и т. п. На кухне я нашла набор продуктов, необходимый для того, чтобы соорудить роскошный по тем временам обед. Первое, второе и третье. Пока варился суп, позвонила маме. Хорошая хозяйка, послушная дочь.

Михаил все это оценил. Вкупе с моей наивностью. Когда мы пообедали, за окном уже было темно. Время к вечеру. Мы и не заметили, как разговорились. Я пожаловалась на соседок, и он неожиданно сказал:

– Оставайся ночевать.

Вот тут я испугалась. Я, конечно, была наивна, но не настолько. В соседней комнате жили девицы, промышляющие проституцией, и слышать и видеть мне приходилось всякое. Выражение лица у меня было такое, что он тут же сказал:

– Не бойся, не трону. Я буду спать на кухне, на раскладушке.

Не знаю, что на меня нашло, но я согласилась. Все было как в плохом фильме. То есть он и в самом деле спал на кухне, на раскладушке. В хорошем фильме девушка полночи ворочается в постели, мужчина за стенкой тоже, потом он в одних трусах появляется на пороге спальни – и дальше уже есть что показать. И на что смотреть. В нашем случае оставалось только выключить телевизор. Они легли в постель, каждый в своей комнате, и кино закончилось. А кому оно надо, такое кино?

Я проснулась рано и долго не могла сообразить, где нахожусь. За стенкой было какое-то движение. Я вспомнила события вчерашнего вечера, вспыхнула, вскочила и лихорадочно принялась одеваться. В комнату он так и не зашел, и пока я, румяная от смущения (непонятно с чего), не появилась на кухне, мы так и не встретились.

– Доброе утро, – сказал он. Я тоже поздоровалась. Вежливо.

Приготовила завтрак. Какое-то время мы молча пили кофе. Потом Михаил сказал:

– Мне пора ехать. Ты вот что… Оставайся здесь.

– Не поняла, – растерялась я.

– Меня не будет неделю. Я инженер, еду в провинцию испытывать новую установку. Твой билет я сдам, деньги тебе верну все. И на хозяйство кое-что оставлю. Присмотришь за квартирой. Я вижу, ты девушка хорошая. И билеты к тому времени появятся. На твое направление. Каникулы-то у школьников закончатся. Я вернусь, и ты поедешь к маме. И тебе хорошо, и мне спокойно. Не люблю оставлять квартиру без присмотра. Цветы опять же надо поливать.