Соло для пистолета с оркестром - Наталья Андреева

Глазов никогда не был за границей. Он вырос в деревне под Москвой. Маленькая родина, дом на три окна, клекот кур в сарае, зимой снег по колено, осенью грязь. Другие скажут: дурак, оттуда бежать надо. Так и бегут. Только потом понимают, что потеряли – родину. Сердце может родиться только один раз. Потому и нет человеку покоя в местах, по которым не ходили его предки. Разочаровавшись в жизни, Дмитрий почувствовал, как его потянуло в деревню. К женщине, тоже разочаровавшейся в городской жизни и тоже ищущей там покоя.

Но это было другое. А что, он и сам пока не понимал. Но тем не менее ехал.

Альфа его признала, хотя долг свой выполнила, предупредив громким лаем хозяйку. Дмитрию показалось, что Юлия ему обрадовалась. Поначалу напряженная, она вздохнула с облегчением, когда узнала Глазова. И взгляд ее стал прозрачней и теплее, словно ко льду прикоснулись солнечные лучи. И почти согрели.

– Я уже поняла: ты боишься собак, – улыбнулась хозяйка, придерживая овчарку.

– Еще чего!

– Тогда, может, погладишь?

– Еще чего! – и он метнулся по ступенькам на веранду.

Потом они сидели пили чай, и Дмитрий рассказывал о своих похождениях.

– Ты был у матери Акима Шевалье? – удивилась Юлия. – Но зачем?

– Потому что мне кажется, что он и этот режиссер – один и тот же человек.

– Этого не может быть, – уверенно заявила она.

– Почему?

– Он давно умер. Я знала Акима Шевалье. Вернее, была на его похоронах.

– Тоже поклонница его творчества? Но тогда ты должна была почувствовать его стиль в просмотренных фильмах.

– Стиль тут ни при чем. Ты ошибаешься. Подожди пять минут.

Она ушла в комнату и вернулась с журналом в яркой обложке:

– Вот, смотри. Это Андре Никольски.

Глазов взял у нее журнал и внимательно стал читать маленькую заметку о режиссере. Всего-то несколько слов. Наш бывший соотечественник, Андре Никольски, принявший американское гражданство, снял новый фильм, который обязательно будет показан по российскому телевидению. И этот режиссер построил себе недавно шикарный дом, где в гордом одиночестве вынашивает новые идеи. И фотография этого дома и самого Никольски. Цветная фотография, небольшая, но достаточно четкая. Основное внимание на дом, конечно. Еще бы: три этажа, вокруг ухоженный парк, клумбы и фонтаны. Хозяин же старается держаться в тени. Но лицо его видно отчетливо. Можно сравнить.

Глазов достал свою фотографию, положил рядом. Ничего общего. Глаза у обоих светлые, но оттенок различить трудно. А цвет волос отличается. Режиссер-то почти седой! На вид ему лет пятьдесят, не меньше. Писатель – почти красавец, у режиссера внешность более чем средняя. И лицо какое-то неприятное. Несмотря на ретушь, через всю щеку прорисовывается большая вмятина, похожая на шрам, над которым тщательно работали пластические хирурги.

– Этот человек давно умер, – повторила Юлия, бережно взяв в руки фотографию Акима Шевалье.

– Но он мог сделать пластическую операцию, – неуверенно сказал Глазов.

– Зачем? Чтобы никто не заподозрил в нем знаменитого писателя? Аким Шевалье был очень тщеславным человеком. Он так долго добивался признания не для того, чтобы все потерять. И не стал бы Шевалье из своего запоминающегося лица делать такую серость, – Юлия кивнула на фотографию, потом, словно оправдываясь, сказала: – Я много о нем читала.

– А о жене его ты что-нибудь знаешь?

– При чем здесь жена?

– Ее убили лет пять назад. Вместе с новым мужем.

– Ах да! Было. Петя знал Василия. Бизнесмены такого масштаба все друг друга знают. Они пересекались по некоторым делам. Василий Мелешев у нас как-то даже обедал. У них с Петей была общая «крыша». Так это, кажется, называется? Впрочем, Василий и сам был связан с личностями криминальными. И за это его убили. Сферы влияния не поделили. Так сказал Петя. Типичные бандитские разборки.

– Ты точно знаешь?

– Я знакома с человеком, который и сейчас владеет этой «крышей». И Петя, и Василий умерли, а он остался. Непотопляемый. Он точно знает, кто и за что разделался с Мелешевым.

– А поговорить с этим человеком нельзя?

– Зачем?

– Услышать историю бандитских разборок.

– Это неинтересно. Но к убийству своей жены Аким Шевалье не может иметь отношения. Его похоронили значительно раньше.

– Хорошо. Если хочешь меня в этом убедить, давай поедем к твоему непотопляемому.

– Наивный! – рассмеялась Юлия. – Как будто это так просто! Он с кем попало не разговаривает. К нему не прорвешься.

– Значит, не получится?

– Только ради тебя. – Она взяла со стола сотовый телефон. – Он за мной когда-то ухаживал. Старый поклонник.

– Вот как? – невольно приревновал Глазов.

– Если бы не это, послали бы нас с тобой к черту или еще куда подальше. Посиди здесь.

Она ушла в комнату и долго с кем-то разговаривала. Глазов сидел и нервничал. Он не имел на Юлию никаких прав, да и не собирался их иметь, но к нежному воркованию за стенкой прислушивался настороженно. Ему даже расхотелось ехать с Юлией к этому таинственному поклоннику. Они будут вздыхать, глядя друг на друга, нежничать и вспоминать прошлое. А он, Глазов, чувствовать себя при этом полным идиотом. Наконец Юлия вернулась.

– Завтра тебя устроит? Выходной день, и погода хорошая. Нас приглашают провести субботний отдых на природе.

– А здесь что? – проворчал Глазов.

– Здесь – скромное прибежище всеми забытой женщины, – Юлия явно кокетничала.

– Слушай, я всю свою зарплату прокатаю, пользуясь каждый день тремя видами транспорта, чтобы сюда добраться, – неловко пошутил Дмитрий.

– Напрашиваешься на ночлег? – быстро среагировала она.

– Нет, что ты! – Он тут же испугался. Еще догадается, что нравится ему! И тут же заговорил о жене: – Светлана у меня ревнивая. А вообще, она замечательная женщина: красавица, умница, готовит прекрасно, особенно хорошо у нее получается варенье.

Дмитрий плел всю эту чушь в духе Мельникова, чувствуя, как туман в Юлиных глазах становится гуще. Самому стало противно, но Глазов просто защищался. От себя.

– А дети у вас есть? – нежно спросила Юлия.