Пока цветет лотос - Наталья Андреева

– Вообще-то герою положена награда, – говорит он, не сводя с меня глаз. Я невольно краснею. Заниматься любовью с кем-то, кроме мужа, мне еще не приходилось. Я смутно представляю, как это? Да и не хочу представлять, если честно.

Видимо, мой вид достаточно красноречив, потому что Вадим с обидой говорит:

– Понятно. Я ему в подметки не гожусь, да? Еще бы! Такой экстерьер!

– Он мой муж.

– Он – предатель. И изменял тебе направо налево. А ты даже не хочешь ему отомстить.

– Хочу, но не так.

– Стеша, ты мне очень нравишься, – он кладет руку на мое колено. – Ты даже не представляешь себе, какая ты красивая.

Мне становится неловко. Человек меня спасает, а я ему отказываю. Но я ничего не могу с собой поделать. Как мужчина Вадим мне абсолютно не нравится. Ну, ничуточки. Хотя он, безусловно, милый.

– Может быть, потом, – мямлю я, отодвигаясь. – Когда мы с Андреем разведемся…

– Что, у йогов нравственные принципы? А как же мясо? Откуда ты знаешь, может, тебе понравится? Муж ведь был с тобой груб. А я буду нежен, – вкрадчиво говорит Вадим.

Перспектива, конечно, заманчивая, но не так уж плохо мне было с мужем, даже когда он меня насиловал. Это был скорее вопрос принципа: я не сказала да. И он перед этим орал: «Убью! » И чуть не сломал дверь в спальню. Именно так и выглядит насилие, когда его описывают или показывают по ящику. Но если об этом забыть и принять во внимание концовку, вид у меня не случайно был на следующий день такой цветущий. Любовник мне не требуется.

– Вадик, прости, – умоляюще говорю я. – Но у нас с тобой чисто деловые отношения. И дружеские, – поспешно добавляю я.

Этот взгляд тоже ни с каким другим не спутаешь, хотя Вадим быстро гасит вспыхнувший в глубине зрачков огонек. «Я тебе это припомню», – называется взгляд. Но у меня есть весомый аргумент для сохранения наших отношений дружескими и деловыми: деньги.

– Я заплачу тебе, сколько скажешь, – поспешно говорю я.

– Какими деньгами? – усмехается он. – Твоей зарплаты не хватит.

– У меня есть драгоценности, подаренные Андреем. Шубы. В конце концов, есть кредитка, куда муж набросал денег.

– А как же принципы?

– Глупо из-за принципов садиться в тюрьму.

– У тебя странная логика, Стеша. Помесь женской и детской. По сути, ты – взрослый ребенок. И в то же время красивая женщина, – Вадим вздыхает. – Я постараюсь с этим справиться. Нет так нет.

Я, заметно приободрившись, спрашиваю:

– Как мы будем меня спасать?

– Я попробую поговорить с твоим мужем.

– Поговорить с Андреем? !

– А у нас есть другой выход? Если он захочет тебе помочь – это уже полдела.

– С какой стати Воронцову мне помогать? Я же убила его любовницу.

– Поверь, я найду аргументы, достаточно весомые. Лучше, наверное, сделать это прямо сейчас. Дай мне номер его телефона.

– У тебя нет номера его телефона? ! Ты же за ним следил!

– Дай мне тот телефон, по которому с ним говоришь ты! – злится Вадим.

– Ах да…

Я покорно диктую номер.

– А теперь выйди на кухню.

– Почему?

– Тебе не надо этого слышать. Мы будем говорить по-мужски.

Я сразу пугаюсь, потому что прекрасно знаю, что такое мужской разговор. Во всяком случае, мужской разговор по Воронцову. Результат – гипс. Хотя по телефону-то руку не сломаешь. Но мат мне тоже не хочется слушать. А матерится Воронцов мастерски. Сколько уж раз я зажимала уши! Поскольку Вадим – бывший мент, не сомневаюсь, что и у него богатый арсенал. Мне лучше этот разговор пропустить, Вадим прав.

Я иду на кухню и закрываю дверь. Пару раз все же порываюсь подслушать, но Вадим говорит тихо. «Она теперь моя клиентка». «Да, есть свидетель». «Подробности при встрече». Дальше совсем тихо, а потом отборный мат, так что я шарахаюсь от двери. Вадим заходит на кухню минуты через три.

– И что? – жалко улыбнувшись, спрашиваю я.

Словно в ответ на мой вопрос приходит эсэмэска от мужа: «Заночую на даче».

– Вот, – я показываю Вадиму мобильник.

– Может, позвонишь ему? – Тяжелый взгляд, исподлобья.

– Я боюсь!

– Но хотя бы ответь.

– Да, конечно, – я торопливо набиваю: «Ага». И тут же начинаю себя ругать. Что это за «ага»? Будто я на него и не злюсь вовсе! Но больше я ничего не могу вымучить, мой богатый словарный запас словно бы иссяк после убийства Людмилы.

– Я отвезу тебя домой, – вздыхает Вадим.

– Домой?

– У меня нет раскладушки. А делить постель со мной ты не хочешь. Выбирай: либо мы любовники, либо…

– Либо, – поспешно говорю я. – Вези домой.

– Как скажешь, – он как-то странно улыбается.

Эту улыбку я поняла потом, потому что я овца тупая. Мне еще долго разбираться с мужскими улыбками. Я понимаю, когда они злятся, мужчины. Понимаю, когда орут. Когда одежду срывают, тоже понимаю. Но эти их улыбки! Это нечто! Как-нибудь потом я их обязательно классифицирую, чтобы остальным моим соплеменницам не попадать впросак. Женщина должна понимать: когда мужчина улыбается, ей надо не расслабляться, а, напротив, напрячь мозги и занять боевую стойку. А то получится, как со мной. Поняла бы я раньше улыбку мужа – не оказалась бы в спальне у Людмилы.

Вот и Вадим… Он улыбается, хотя я отказалась делить с ним постель. А должен рыдать? Черт, я совсем запуталась!

Едем мы недолго, хотя едем в центр. Пробки почти уже рассосались. У нас-то с Андреем квартира шикарная. В «сталинке», почти в самом центре. Воронцов расселил коммуналку, чтобы заполучить эту квартиру. На кой черт нам столько комнат, лично я не знаю, мне только лишняя морока везде прибираться. Отношения с прислугой у меня особые, муж презрительно говорит:

– Непонятно, кто у кого в услужении, ты у домработницы, или домработница у тебя.