Контроль, успех, поражение - Марина Аверина

– Тогда поехали, – сказала она и повела его за руку вон из бара.

Ты то, откуда ты родом

Ночной летний ветер принёс откуда-то забытую в дневной жаре прохладу. Он колыхал поверхность её тончайшей шёлковой блузки, и то ли от самого ветра, то ли от касаний холодной ткани по коже Мария ёжилась и вся зябла изнутри. Она стояла, обнимая себя за локти обеими руками, и в очередной раз вздрогнула, поведя плечами, больше для того, чтобы разогнать остывающий адреналин по мускулам для тепла, чем от назойливого ветра. По спине ходили мурашки, и она не смогла бы точно ответить от чего – от холода, волнения или от страха.

Майк снял пиджак и накрыл её плечи. И как ему удавалось не изжариться днём в такую жару в плотном твидовом пиджаке? Хотя сейчас Мария была ему очень рада и благодарна.

Они стояли молча в темноте, едва касаясь друг друга плечами, над могилой её бабушки.

Ночное кладбище было тихо и молчаливо. Она уже по дороге в такси пожалела о пункте их назначения, но Майк, в отличие от водителя, с ледяным спокойствием выслушал названный ею адрес и сказал «Поехали», когда таксист в очередной раз переспросил. Кладбищ в городской черте было немало, но это считалось одним из самых тихих, маленьких и уединённых.

Мария по дороге молилась, чтобы ворота были закрыты. Но они оказались притворенными без навешенного замка. Почему-то она оглянулась на улицу за оградой, ищя глазами чёрный столб резного уличного фонаря, который она так отчётливо видела уже два раза во сне. Ей вдруг подумалось, что этот фонарь обязательно должен был стоять у кладбища.

Могила её бабушки была красиво убрана – низенькая резная ограда, вымощенное камнем пространство, большие бетонные вазоны с живыми цветами по периметру, чёрная отполированная мраморная плита и небольшая, невероятно трогающая душу скульптура ангела из такого же чёрного мрамора на ней. Распростёршего в обе стороны крылья над этой плитой и закрывшего в горе лицо руками. У его ног была резная табличка с золотыми буквами- с именем и фамилией и пожеланиями вечного покоя для той, кому этот кусочек земли стал навсегда последним домом.

«Этот небесный житель навечно будет оплакивать за меня мою дорогую маму, даже когда у меня самой кончатся силы», – сказала мать Марии, когда его водрузили на могильную плиту, как и было задумано по проекту.

Рядом с немного пышной могилой старой женщины стояла на небольшом постаменте скромная, из серого камня урна, без таблички. У урны лежал букет красных роз, ещё не совсем завядших.

Странно, она не помнила, чтобы мама рассказывала в воскресенье, что недавно была здесь. Сама Мария ходила навещать это место каждый раз в одно и тоже время – последний день месяца, и он ещё не наступил. Может, здесь был отец? Эта новость её бы невероятно удивила и обеспокоила.

Они стояли так достаточно долго вдвоём в тишине. Молчание нарушали лишь звуки ветра и редкие окрики воронов, удивлённых ночному визиту. Мария присела на корточки и протянула посиневшую от холода руку к увядающим чёрно-бордовым лепесткам. Совсем свежие, лежат здесь буквально пару дней. «Плохой знак! »– почему-то подумала не на шутку взволнованная девушка.

– Кто здесь? – спокойно и негромко спросил Майк. Он начинал мёрзнуть, оставшись без спасительного пиджака, но торопить несчастную над местом её самой заветной тайны ему не хотелось.

– Тот, кого не хоронят на кладбищах, – не своим, глухим голосом загадкой ответила она.

– Самоубийц не хоронят…

– И некрещёных младенцев.

У Майка слегка задрожали руки и еле заметно заныло сердце. Со смертью его отца он с большим вниманием и страхом начал относиться к сигналам своего сердца, опасаясь, как и он, перенести сердечный приступ. Тем более, с его напряжённой эмоциональной работой это было бы неудивительно. Но сейчас он не связал этот укол с физической проблемой его тела, понимая, что болит душа.

Мария встала, выпрямив спину. Майка она поражала своей стойкостью и непоколебимостью в любых ситуациях. Она изучила его внешний вид, оценила положение дел, констатировав, что он дрожит. В отличие от неё, у него не было теперь не только тёплого пиджака, но и изрядной доли алкоголя в крови. А значит, он замёрзнет быстрее.

– Пойдём отсюда, – настойчиво сказала она.

– Ты мне расскажешь? – заметно дрожащим голосом спросил он, намереваясь не двигаться с места, пока не узнает правду.

– Расскажу, но не здесь. Ты замёрзнешь совсем, а я уже протрезвела.

Пара нежданных ночных посетителей направилась к выходу. По дороге он повернул голову назад, чтобы навсегда запечатлеть эту неземную и печальную картину в своей памяти. Ворон, прогоняющий их своими криками, разрывающими ночную тишину, сел на крыло ангела и молча смотрел им вслед. Майк вдруг попытался вспомнить, когда сам крайний раз был в местах последнего отдыха своих призраков, и понял, что это было слишком давно. Живых цветов на их могилах уж точно совсем не осталось. Ему захотелось сейчас же поехать туда, к ним, может быть, утром, как только растает тьма ночи.

Они приехали к Марии домой, только потому, что к ней было намного ближе. Вызвать такси в достаточно тихий и отдалённый район кладбища оказалось непросто, но им повезло, иначе бы оба совсем замёрзли.

На больших настенных часах в её кухне значилось 1: 26. Она на них ни разу не посмотрела, а он, что ему совершенно не свойственно, сидя за столом, завёрнутый в плед с медвежатами, отсчитывал минуты вместе с массивной стрелкой. Мария готовила кофе в большой турке с огромным количеством сахара. Семейный рецепт эликсира экстренного восстановления тепла и энергии. Для часа ночи такое количество кофе было весьма опрометчиво. Но Майк не спорил.

Он был удивлён, что она пригласила его к себе домой. Что не язвила и не отпустила ни одного непристойного предложения, даже намёка. В такси они всю дорогу молчали, это стало у них уже доброй традицией- молчать по дороге. Его даже не смущали детские медвежата на так спасающем сейчас его ноги от пробравшегося до костей в них холода пледе. Мария пояснила, что это подарок племянницы, та сама выбирала расцветку и расстроилась бы, если бы рисунок тёте не понравился. Ей он, конечно, понравился. Это был единственный плед в её доме.