Голоса из подвала - Максим Кабир

Но гость вдруг рассмеялся:

– У мальчишки переходный возраст! Он мог написать, что хочет стать индейцем. Может, книжек про чингачгуков перечитал?

– Сергей Николаевич… В случившемся нет ничего смешного.

Тот нахмурился. Лена только сейчас заметила, какие у него густые, кустистые брови. У Паши ведь такие же – весь, весь в отца. «От бровей до кончика хвоста», – мелькнула глупая мысль.

– Так его спровоцировали на драку?

– Максим Ветров посмеялся, как и вы только что. Гавкнул, изобразил собаку. А Паша бросился на него, каким-то образом сломал мальчику руку, а еще…

– Что «еще»? Выкладывайте, чего уж там. – Корнилов-старший вновь коротко хохотнул, словно бы услышав что-то забавное. Хриплый, горловой смешок заставил Лену вздрогнуть и бросить быстрый взгляд на дверь – там ли еще Витя? Стоит ли рядом, за углом, прислушивается к разговору? Она надеялась, что да.

– А еще покусал. Серьезно покусал: Ветров в больницу попал с травмами. А ваш Паша просто встал и ушел как ни в чем не бывало.

Мужчина молчал, уставившись в пол. Лена тоже. Она сказала еще не все, но предоставила родителю возможность переварить информацию. К тому же ей и самой была нужна передышка, чтобы справиться с нервами. Наконец Сергей Николаевич поднял на нее глаза – удивительное дело, его зрачки чуть отливали серебром в своей черноте – и тихо сказал:

– И что же дальше?

– Вам грозит серьезное разбирательство. Вся школа на ушах, таких прецедентов у нас еще не случалось… Даже самые опытные работники ничего подобного не могут припомнить.

Она вспомнила Тортиллу. Библиотекарша работала в школе больше, чем Лена жила на свете, навидалась всякого – малолетних наркоманов из неблагополучных семей, избалованных нуворишей, считавших себя круче любого учителя, юных гопников и рэкетиров, отнимавших у первоклашек карманные деньги. Но даже баба Надя, услышав о том, что случилось с Ветровым, перекрестилась, даром что всегда кичилась сохранившимися с советских времен идеалами и в Бога не верила.

– Милиция?

«Полиция», – подумала Лена, но поправлять мужчину не стала. Сторож, милиция – Корнилов-старший словно из прошлого века сбежал вместе со своими старомодными свитером и штанами.

– И психиатр. Это же совершенно ненормально, такая агрессия… Ведь это же ваш сын!

Он, уже не стесняясь, рассмеялся.

– Елена Петровна…

– Анатольевна!

«Он что, специально? .. »

– Я его не бью и никак не третирую, Елена Анатольевна, уж поверьте.

– Это вы уже не мне будете доказывать, – раздраженно отмахнулась Лена. – Я смотрела Пашино личное дело…

– И что-то там нашли, как вам кажется?

Лена подвинула к себе нужную папку.

– Вы часто переезжаете с места на место, из одного города в другой. Какая это уже по счету школа? Пятая? Наверно, Паше трудно так. Нелегко каждый раз осваиваться на новом месте, заводить новые знакомства…

– Это все работа. То, чем я занимаюсь, не позволяет семье долгое время жить в одном городе.

– Боюсь, на сей раз вам все же придется задержаться… Но удивляет меня в данных вашего сына другое.

Мужчина насмешливо вскинул свои странные брови. Внутри у Лены вновь стало неспокойно. Что-то она слышала или читала раньше про такие брови, что-то из области старинных поверий, бабушкиных сказок, но вот…

– Что? – неожиданно завершил Сергей Николаевич ее мысль.

Лена вздрогнула от неожиданности и лишь потом поняла смысл вопроса.

– Что вас удивляет? – повторил он.

– Вот, – ткнула пальцем в нужную строчку. – Здесь говорится, что вы снимаете квартиру в доме сто четырнадцать по улице… Я живу в том районе. Там нет дома с таким номером. Там вообще маленькая улица, сотни домов не наберется. Что это значит?

– Интер-ресно…

Мужчина встал. Обогнув парту, медленно прошел к окну. Движения его были плавными, тягучими. На ум Лене пришло сравнение с акулой – сытой, самодовольной белой акулой, с пастью, полной острых треугольных клыков.

Корнилов-старший сладко потянулся, расправив плечи и грудь, так что хрустнули кости.

– Какая же вы любопытная мышка, – сказал не оборачиваясь.

Голос его неуловимо поменялся, стал глуше.

Лена вдруг ясно осознала, что находится в комнате наедине с абсолютно незнакомым ей человеком. Да, где-то снаружи ждал Витя, но услышит ли он ее крик о помощи, если вдруг? ..

– Вы заметили? Сегодня полнолуние, – сказал мужчина. – Особая ночь. Даже самые стойкие из нас с трудом сохраняют выдержку. Нам приходится прятаться поодиночке и семьями, чтобы было меньше шансов обнаружить себя. Мы сами растим потомство, а не так, как надо бы, не в стае… Заметаем следы, скрываемся то в одном городе, то в другом. И чаще всего нас выдает полнолуние. Хотя мы и научились справляться с этой проблемой, рыская по окрестностям и свалкам. Ища тех, кто никому не нужен, но все-таки – кровь есть кровь, смерть есть смерть. Пусть это маленькая смерть: если таковых много, на них обращают внимание.

Лена, вжавшись в спинку стула, следила за фигурой у окна. Тело мужчины странно сгорбилось и, казалось, увеличилось в размерах – свитер на нем уже трещал. Волос становилось больше: черная поросль полностью покрыла шею и руки – тоже видоизменившиеся, с укоротившимися пальцами и, наоборот, отросшими и потемневшими ногтями. В оконном стекле отражалось лицо. Лицо, все больше походившее на морду…

– В такие дни… молодняк трудно сдерживать… – отрывисто прорычала морда. – Паша… входит в пору… Слышит зов своей… крови…

Ладонь мужчины с силой опустилась на подоконник, пальцы скривились, сминая пластик. Ногти окончательно превратились в когти. Уши вытянулись. А когда Лена подняла глаза на отражение, лицо Сергея Николаевича вывернулось оскаленной пастью. В сознании наконец всплыло слово: древнее, забытое. Вспыхнуло холодным огнем.

ОБОРОТЕНЬ.

Лена рванулась к двери. Вдогонку раздалось рычание.

Она выскочила в темноту с криком. Там, в конце коридора, далеко-далеко, светился квадрат Витиного ноутбука, но рядом никого не было видно. Лена побежала к выходу изо всех сил, ломая каблуки на туфлях, подворачивая непослушные ноги. На бегу пыталась звать Молдаванина, хотя голос отказывал и из перекошенного рта вырывались лишь жалкие всхлипы. С грохотом и треском за спиной вылетела дверь под ударом массивного тела, всю мощь и скорость которого учительница боялась себе вообразить.