Саша. Маленькие повести - Валерий Казаков

***

Решение выдать Веру замуж пришло Ивану в голову неожиданно. Это показалось ему самым простым выходом из возникшей ситуации. Он уже давно тяготился её присутствием в доме, только вида не подавал. Всё-таки отец. К тому же ему казалось, что все её странности, все непонятные рассуждения – это из-за болезни. Вот выйдет она замуж, родит ребенка – и выздоровеет. Будет крепко спать, поправится, порозовеет, и её покинет эта странная способность к пророчествам и прочим непонятным вещам, которым трудно найти разумное объяснение.

И подходящий кандидат в женихи нашелся довольно скоро. Им оказался Павел Егорович Большетрубный – местный участковый милиционер. Ему сам Бог велел быть Веркиным мужем, потому что вместе в сыскном деле они горы могут свернуть. Ведь у Веры верный нюх на жуликов и грабителей, она с её тайными способностями может практически всё. Только бы Павел не озадачился её душевным состоянием. А так Вера – женщина хоть куда – вся в мать Евгению Семеновну. Грудь у неё высокая, бедра широкие, глаза озорные…

Павла Большетрубного Иван нашел в сельповской котельной. Тот был уже довольно пьян, вертел в руке деревянный подрозетник и пытался откусить от него небольшой кусок, видимо спутав его с пересохшим тульским пряником. Сидящий напротив его кочегар, взглянул на участкового недоуменно и спросил:

– Опять вчера накушался, Павел Егорович?

– Не твое дело, – ответил Павел, потом поднял лицо, посмотрел на Ивана Филипповича мутными глазами и почтительно замолчал.

Кочегар понял его взгляд по-своему и поспешил налить Ивану сто граммов в темный от чайной заварки стакан.

– За встречу, Филиппович! Пей, не стесняйся. Здесь все свои.

– Да я не хочу, – стал отнекиваться Иван, – я по делу зашел, с Павлом Егоровичем посоветоваться. Поговорить.

– Не сегодня, – громко отрезал участковый и замотал тяжелой головой, – Не сегодня, Иван Филиппович. Ты, конечно, извини, но сейчас я о деле говорить не могу. Горе у меня.

– Горе у него, – поддержал участкового кочегар.

– А что произошло? – участливо спросил Иван.

– Личное оружие потерял вчера при загадочных обстоятельствах, – поведал участковый.

– По пьянке, – уточнил кочегар.

– Не по пьянке, а по недоразумению, – уточнил Павел.

– Потеряешь тут, если спать будешь неизвестно где, – снова добавил кочегар.

– Надоел, – отмахнулся от него участковый, изображая на лице брезгливую физиономию, говорящую, должно быть, о крайней степени раздражения. – Я вчера у Машки Малининой ночевал.

– А проснулся где? – снова вставил свою реплику щуплый работник котельной.

– На колхозной конюшне.

– Вот! В этом всё дело! Скажи ты ему, Иван, в этом всё дело! Как он в колхозной конюшне-то оказался, если у Машки заночевал. А?

– Не знаю, – ответил милиционер.

– А я знаю. У неё же до Пашки чечен был, Амангельды, который водкой торговал самопальной. Помнишь? Вчера вечером его машину у магазина видели. Вот… Скажи спасибо, что он тебе башку не отрезал, только оружие забрал.

– Да ну тебя! – отмахнулся Павел

– С кавказцами шутки плохи.

– Шагай. Шагай, давай отсюда лучше, – сказал кому-то Павел, опустив голову и махнув рукой в сторону двери.

– А как насчет разговора? – снова спросил Иван.

– Да какой с ним сегодня разговор, – ответил за участкового кочегар.

– Оклемаюсь – зайду, – пообещал Павел.

Иван Филиппович посмотрел на него озадаченно и направился к выходу. Действительно, что от такого человека проку. Он ничего толком понять не способен. Едва ворочает языком.

***

Придя домой, Иван первым делом наказал жене, чтобы к вечеру непременно приготовила что-нибудь вкусненькое.

– Павел Егорович в гости может зайти, – пояснил он. – Побеседуем… Так-то он человек неплохой и родители у него были люди приличные, работящие. Только выпивает он лишнего.

– Ну, да кто сейчас не пьет-то, – отозвалась Евгения Семеновна примирительно, – лишь бы не дрался да дело знал.

– Женится – остепениться, – согласился Иван.

– Разве что…

Весь вечер Евгения Семеновна хлопотала на кухне возле стола. Выбегала то в погреб, то в клеть, но, кажется, не от радости металась по дому, от беспокойства: ладно – ли они с мужем поступают, насылаясь девкой этому проходимцу? Он хотя и милиционер, но забулдыга порядочный, вот и оружие свое потерял неизвестно где. Как на такого положиться? А Верка, хотя и странная немного, но зато писаная красавица и по хозяйству всё может. Неизбалованная она. Да если бы не эта странная болезнь – не видать бы ему Верки, как своих ушей.

В семь часов вечера проскрипели по сеням старого дома Ивана Филипповича новые яловые сапоги местного милиционера. У Евгении Семеновны от этого скрипа сердце застучало в висках. Идет супостат за ее лебедушкой, за ее красавицей ненаглядной.

– Можно к вам? – раздался из-за двери уверенный голос милиционера.

– Заходите, заходите, – враз откликнулись ему супруги Голенищины. – Мы вас заждались.

– Здравствуйте, – поздоровался милиционер, шагнув за порог и внимательно приглядываясь к чужому жилищу.

– Проходите к столу.

– Да нет, что вы, я так – поговорить зашел.

– Проходите, не стесняйтесь, – пригласила его Евгения Семеновна вторично. – Сейчас поужинаем вместе и поговорим. Да вы снимите пиджак-то. Без него свободнее. Дома у нас тепло… Проходите, садитесь.

Стол в тот вечер у Голенищиных и, правда, был отменный. Он чем-то походил на яркий натюрморт с одной знаменитой картины голландского мастера, репродукция которой висела в местной столовой с незапамятных времен. В центре стола у Голенищиных на этот раз возвышалась красивая бутылка шампанского из тёмного стекла. Рядом с ней притулилась простоватая пол-литра водки в алюминиевом берете, а дальше теснились салаты и закуски, копчености и солености; жареная рыба и холодец, клюквенный морс и вишневый компот. Видя всё это изобилие, Павел Егорович многозначительно потер руки и восхищенно произнес:

– Такого я не ожидал. Наготовили, как на свадьбу. Даже неудобно как-то… Неужели из-за меня это всё?

– Жена постаралась, – разъяснил Иван Филиппович с довольной улыбкой. – Она у меня на этот счет мастерица. Да и Верка вся в неё пошла. Тоже готовить-то умеет.

– Сади гостя да угощай, потом объяснять будешь, – посоветовала мужу Евгения Семеновна. – А то стоит человек у порога и ждет. Неудобно.

– Да, да, Павел Егорович, присаживайтесь.

Павел Егорович хотел было для приличия вначале присесть на диван, немного побеседовать о том – о сем, но хлебосольные супруги не позволили ему это сделать. Усадили за стол. И первое время за столом Павел Егорович с явным интересом смотрел по сторонам. Его внимание привлек книжный шкаф, до отказа заполненный разноцветными книгами в хороших переплетах. Потом он задержался взглядом на картине Шишкина «Дождь в дубовом лесу», и ему даже показалось, что нечто подобное он уже видел когда-то, только в реальной жизни. Он запомнил эту туманную даль, и эти лужи, и блестящую от влаги нежно-зелёную траву. Он даже испытал тогда чувство просветленности в душе, которое пришло к нему сейчас при взгляде на эту картину.

Первую рюмку, как водится, выпили за встречу. Вторую – за родителей. Иван Филиппович стал вспоминать, как ездил с Егором Петровичем Большетрубным, отцом Павла, на рыбалку поздней осенью, когда сорога скатывается с озер. Рассказал, как много они тогда поймали. Егор был отменный рыбак, каких сейчас не сыскать. Павел, слушая его прослезился, и стал вспоминать своё послевоенное детство, где не было, кажется, ничего примечательного, однако для Павла это была целая эпоха, в которой важное место занимал отец. Павлу вспомнилась маленькая местная пристань, баржи и пароходы, цыгане и пьяные мужики возле пивного ларька, рассуждающие о прошлой войне. Из своего детства Павел почему-то хорошо запомнил, кто с кем подрался и когда, кто утонул, кто замерз, не дотянув до дома два десятка метров. У Ивана Филипповича в памяти осталась суровая трагедия войны, у Павла – невеселое время послевоенной жизни, но по силе впечатлений они почему-то казались сейчас равнозначными.