Весна умирает осенью - Вера Арье

Наконец пришел долгожданный сон. Он навалился разом, словно на лицо опустили подушку.

Забытье было вязким, как болотная топь.

Он ворочался и метался, пока не ухватился за отголосок чьей-то фразы и не вынырнул на поверхность. В белом свете больничной палаты стояла она. Под глазами темные тени, волосы скручены в небрежный пучок.

Присела на край стула. Достала из сумки гранат, положила его на прикроватный столик. И вдруг нагнулась к его лицу, зашептав горячо и путано.

Его сознание норовило улизнуть, но он цеплялся за звук ее голоса, за сноп лучей в просвете между неплотно задернутых штор, за облепихово-медовый аромат, который плыл по казенной комнате…

А потом просвет затянулся, и снова сгустился мрак.

Родион болезненно вскрикнул и проснулся. Все это было наяву, почти три года назад. Он тогда занимался запутанным «делом Апостола», проживая свою налаженную жизнь, в которой, казалось, нет места потрясениям.

Когда до разгадки оставался лишь шаг, на него напали в ночном метро: похитили важные документы, дав понять, что делу хода не дадут. На несколько кошмарных недель он оказался прикован к больничной койке. И в этот беспросветный час, как чудо, как спасение, появилась она.

Сейчас невозможно было бы представить, что он опять останется один. Да что это он, как сейчас можно думать о себе! Когда ее, испуганную, беззащитную, подняло на гребень исполинской волны и вот-вот расшибет о берег…

Тревога росла, набухала с каждой минутой. Родион достал из шкафчика бокал и плеснул себе вина, забрызгав полотняную скатерть. Выпив его залпом, оделся и вышел на улицу. До самого рассвета он бродил по закоулкам тихого городка, которому, казалось, были чужды любые волнения.

Под напорами ветра на коньках черепичных крыш вертелись флюгеры, по асфальту с шелестом перекатывались листья каштанов, а вдоль оград в тумане дрейфовали фонарные огни.

Родион пересек прибрежный бульвар и, не снимая ботинок, ступил на волглый песок. Постояв у воды, заприметил лежак, одиноко стоявший неподалеку. Устроившись на нем, как бродяга на ночлег, он поднял воротник и прикрыл глаза: лишь бы закончилась эта проклятая ночь. А дальше будет видно.

IX

Исход

– Ну что, Лаврофф. – На приветствия Вилар уже не разменивался. Шагнув через порог ненавистной Родиону квартиры, в которой тот провел самые мучительные часы своей жизни, адвокат сразу направился на кухню. Родион молча проследовал за ним и включил кофейную машину.

– Как и ожидалось, кровь на отпечатках Оливии, найденных на кухонной столешнице, принадлежит Вишневской.

Родиону показалось, что из его тела разом изъяли кости, осталась только обмякшая плоть.

– Но не будем отчаиваться, – заметив состояние клиента, адвокат сам достал из кухонного шкафчика чашки и нажал на кнопку «Старт». Кофейный аппарат вздрогнул и выдал ароматную струю.

– Вам с сахаром? – поинтересовался он и, так и не дождавшись ответа, отмерил ложку белых кристаллов и высыпал их в напиток. Вручив Родиону чашку, продолжил: – В общем, вся надежда на реконструкционную экспертизу.

– В чем ее суть?

– Понимаете, – Вилар принялся расхаживать по кухне, громко прихлебывая, – само по себе наличие кровавых отпечатков ни о чем не говорит. Оливия утверждает, что, увидев распростертое на полу тело Зои, она бросилась проверять у нее пульс. Теоретически она вполне могла замарать руку кровью, приложив пальцы к сонной артерии…

Тут он прервался, поставил кружку на подоконник и вытащил из кармана дребезжащий телефон. После короткого разговора с неизвестным, напоминавшего обмен кодированными сообщениями, в которых предлоги, союзы и междометия были единственными понятными Родиону словами, адвокат вдруг, будто бы невзначай, спросил:

– А какое вино вы предпочитаете?

Родион пожал плечами.

– Если честно, в настоящий момент – любое…

– Ну тогда доставайте бутылку и бокалы. У нас появился повод!

Улыбаясь, он наблюдал за сменой выражений на лице клиента: недоумение, растерянность, надежда.

– Реконструкция показала, что в момент падения Вишневская ударилась об угол столешницы и рассекла висок. Отсюда и пятна крови. А Оливия случайно к ним прикоснулась и оставила потом отпечатки… В общем, сегодня ее отпустят.

Родион прижался спиной к холодной стене и глубоко вздохнул.

– Спасибо, Вилар. Что бы я без вас делал…

– Расслабляться пока рано, дружище, – покачал головой адвокат. – Следствие будет идти своим чередом, Оливию еще не раз вызовут на допрос. Но вы можете спокойно возвращаться в Париж, а это уже кое-что, верно?

Она вышла из здания жандармерии под вечер. Горизонт напряженно вибрировал – небо содрогалось в предвкушении наползающей грозы.

Когда в дверном проеме появилась ее фигурка, Родион кинулся было навстречу… и остановился, испугавшись, что избыточное его волнение, неуместная шумная радость могут довести Оливию до слез.

Она шагала к нему не спеша, поддерживая сползающую с плеча сумку и сдувая с лица спутанную прядь. А он стоял и думал, что вот именно так, размеренно и неторопливо, она проникла в его мир несколько лет назад. И тогда у него внутри вдруг что-то щелкнуло и завертелось…

– Вот, – будничным тоном произнесла Оливия, посмотрев в сторону. – Отпустили.

Родион жестом подозвал стоящее неподалеку такси.

Всю дорогу они молчали, не размыкая сплетенных пальцев, будто боялись, что их подслушают и опять разлучат. Рассчитавшись с водителем и выйдя из машины, они столкнулись на входе в дом с двумя рабочими. Те несли ведра с краской и малярными кистями, о чем-то переговариваясь и сплевывая сквозь зубы на асфальт. При виде бессловесной пары, шагающей рука об руку с потерянными лицами, они невольно посторонились.

В квартире было сумрачно и тихо. За распахнутым окном в предгрозовых схватках изнемогали набрякшие тучи. В дрожащем кронами палисаднике неистово билась о ствол подвесная кормушка. Опустив сумку на пол, Оливия бросилась вызволять кремовую штору, которую затянуло в оконный просвет – она трепыхалась на ветру, как пораженческий флаг на башне бастиона. В ту секунду, когда сомкнулись створки рамы, в небе раскатисто грохнуло, и тугие потоки воды ударили по стеклу.

От неожиданности Оливия отшатнулась, почувствовав спиной близость родного тела. Родион зарылся лицом в копну ее растрепанных волос и, крепко обхватив руками, прижал к себе.