Сколько золота в этих холмах - Си Памжань

Мертвец, таким образом, остается Люси. Во второй раз уже легче – она опускается на колени рядом с покойником. По крайней мере, глаза его закрыты, а не прищурены, шуба чистая, хотя борода и ногти грязные. Люси не может сдержаться – гладит меховые лоскуты: вниз-вверх, вниз-вверх…

Мертвец хватает ее запястье и говорит:

– Не кричи, девочка.

Люси шарахается назад, а человек садится, шурша листьями. Вместе с ним поднимается ружье. Час шакала. Листья, которые укрывали его, чернеют в тени. Но его рука на ее запястье, и это реальность. Его дыхание, блеск оружия, капелька слюны в уголке рта – все это настоящее. Как и его глаза. Странные круглые глаза, где белок гораздо больше зрачка. Они обшаривают Люси.

– Эй, ты, там, не приближайся больше ни на шаг.

Сэм останавливается, в руке она держит один из ножей для свежевания, принадлежащих этому человеку. За ее спиной его мешки – намерения двух девочек яснее ясного.

– Ты провел нас, – воет Сэм, топая ногами. – Ты хотел, чтобы мы решили, что ты мертвый, ты хуньдань [18 - Негодяй (кит. ). ], ты мерзкий врун.

– Прошу вас, сэр, – шепчет Люси. – Не обижайте нас. Мы не хотели вам никакого вреда.

Человек отводит глаза от Сэм. Смотрит на Люси. Он неторопливо осматривает ее, его взгляд задерживается на ее губах, потом спускается на ее грудь, живот, ноги. Его глаза щиплют ее кожу. Она отирает губы, открывает их, собираясь заговорить. Но никакого звука не получается.

Он подмигивает ей.

– Не делай ничего такого, о чем можешь пожалеть, – говорит человек, обращаясь к Сэм. Это неправильные слова. – Слушай меня внимательно.

Сэм щетинится, ее недавно подстриженные волосы встают дыбом.

А потом человек говорит:

– Мальчик.

Глаза Сэм в сумерках вспыхивают ярче ножа. Люси снова вспоминает ма в золе и восторженный взгляд Сэм. Этот взгляд преображения.

Сэм роняет нож.

– И это тоже, – говорит человек, показывая подбородком на револьвер.

Сэм отпускает пустой револьвер ба. Люси помнит, что револьвер – штука тяжелая, но он, падая, не производит ни звука.

– Я не хочу вреда никому, разве что этим проклятым мухам, – говорит человек. – Ты это знаешь, да? – обращается он к Люси, которая пытается вырвать руку из его хватки. Он отпускает ее так неожиданно, что она падает. – Легко. – Его глаза устремляются на ее ноги, обнажающиеся по-новому из-под подола платья. – Легко.

– Мы тоже не хотели сделать вам ничего плохого, – лукавит Сэм.

– Конечно, нет. Разве мы все не путники? Эта земля не принадлежит никому из нас.

Сэм напрягается. Люси опасается, что Сэм ответит: «Она принадлежит нам». Но Сэм вместо этого говорит:

– Верно. Она принадлежит бизонам.

– Я рад, что они ею делятся, – торжественно говорит человек. – И кстати, у меня есть пара куропаток, если вы можете обойтись без соли.

– Мне не нужна соль, – говорит Сэм, а Люси говорит: – У нас много соли.

Они взяли из солончака кусок соли для еды.

– Вот что нужно человеку, и вот что он любит. – Человек гладит себя по животу и широко открывает глаза. – А еще ему нужна компания, например. Тут становится одиноко. Я возьму немного вашей соли и поблагодарю вас за это. А еще я мог бы воспользоваться девочкой.

Его глаза поедают Люси, как лакомство.

Она предлагает постирать его одежду. Приготовить ему обед. Его глаза увеличиваются в размерах, пока наконец он не начинает гоготать. Он утирает слюну с уголков рта двумя грязными пальцами.

– Я мог бы воспользоваться девочкой, ты ведь девочка, верно?

Люси не знает, что он имеет в виду, но кивает.

– Ты рослая для своих лет. Я сначала не разобрался. Тебе сколько? Одиннадцать? Десять?

– Десять, – лжет Люси. Сэм ее не поправляет.

* * *

Позднее Люси поймет. Его взгляд говорит: ты еще слишком юна, чтобы возражать. Она нервничает во время еды, хотя куропатки такие упитанные, что Сэм присвистывает. Люси наклоняется вплотную к шкворчащему мясу и греет руки.

– Вы из углекопов, – говорит человек, показывая собственные ладони. Под его кожей синие пятнышки, похожие на стайки крошечных рыбок. У Люси лишь одно такое пятнышко – там, где угольная пыль попала в ранку. – Как вам удалось уйти такими чистыми и хорошенькими?

– Я работала только по дому, – говорит Люси, отворачиваясь.

Она стыдится своих рук. Руки Сэм все в синих метках, как и у ба, как и у ма под перчатками. Люси так мало проработала, перед тем как поступить в школу, а потом умерла ма, и ба больше не хотел ее помощи.

– Мы не углекопы, – говорит Сэм.

Как-то вечером пьяный ба приложил ладонь к кухонной плите, чтобы выжечь эти отметины. Пузыри от ожога не заживали у него несколько недель, еще несколько недель ушло на то, чтобы отслоилась мертвая кожа. А отметины остались и на новой коже. Глубоко проникает уголь. «Мы золотоискатели, – настаивал ба. – А уголь – это только временное, чтобы перебиться. Тин во».

– Мы искатели приключений, – продолжает Сэм монотонным голосом. – Мы ни на кого не похожи. – Сэм подается вперед, щурит свои темные глаза. – Мы разбойники.

– Конечно, – говорит человек своим приятным голосом. – Разбойники – самые интересные люди.

Он начинает рассказывать об этих интересных людях. Ветер дует Люси в спину, а потом, прихватив с собой жар костра, несет его на Сэм, лицо которой пылает. Человек дает Сэм кусочек куропатки и мрачно кивает, выслушав ее оценку. Он позволяет Сэм нарезать мясо. И только когда они заканчивают есть, человек спрашивает.

– Так откуда вы родом? Вы что-то вроде дворняг, помеси?

Сэм напрягается. Люси пододвигается ближе к сестре, она готова усмирить Сэм, положив руку на ее плечо. Хотя этот человек задал свой вопрос позднее, чем задавало его большинство, его суть та же, что и у всех. Люси никогда не знает, как на него отвечать. Ба и ма не дали ясных ответов. Они все ходили вокруг да около в путанице мифов и полуправд, которых не найдешь в книгах учителя Ли, которые смешаны с тоской, заставлявшей слова ма воспарять ввысь и рассыпаться на части. Таких, как мы, здесь больше нет, говорила ма с печалью, а ба с гордостью. Мы пришли из-за океана, говорила она. Мы самые первые, говорил он. Особенные, говорил он.