Река жизни - Владлен Шинкарев

Я посмотрел на мать и заметил, как на её глазах блеснули слёзы, которые привели меня в замешательство, заставляя положить голову на её плечо. Мы замолчали, прижавшись друг к другу. Я был счастлив, что со мной рядом дорогой и любимый человек. И зачем мне то море, когда мне и в станице хорошо, подумал я.

Автобус выскочил на асфальт, замелькали деревья, как будто вышли торопливо к дороге проводить нас в далёкий и добрый путь, ещё неведомый для нас. Таинственно и заманчиво звала эта дорога к жизни, назойливо обещая более привлекательную и счастливую, чем та, что осталась позади с её ухабами и крутыми поворотами.

Когда я расставался с сестрой, у меня возникло впечатление, что она хотела сказать мне что-то важное, касающееся нас двоих, но рядом стояли взрослые, и Маринка нужные слова так и не произнесла. Наверно, чтобы не спугнуть наши ещё не окрепшие чувства и не вызвать со стороны взрослых насмешек и унижения. Тем не менее, помня данный обет, я повторял:

– Буду писать часто и непременно, только не упрекай меня за ошибки.

Она не останавливала меня, как мне показалось, чтобы меня не огорчать своим невериям. Я недоумевал: то ли я такой безграмотный, бестолковый что она не верит, то ли причина в моём возрасте, когда такие обещания, как пыльца, которая сдувается с цветка от первого ветра. Однако повода так думать о себе, я ей не давал.

До учёбы в новой школе оставалось пять дней.

Когда автобус покатил по равнине, мать сообщила приятную новость: нам в барачном помещении дали комнатушку. В моё отсутствие она уже покинула со своим скромным скарбом родительский барак. Начинался новый виток моей жизни. Мать была рада, что мы переехали в другой район города, что она отрывает меня от дурных друзей, и таким образом надеется наладить новую для меня жизнь без шишек на голове и заноз в сердце.

Я вхожу в новую веранду, а потом в комнату, у нас отдельный вход. Справа в бараке располагается женское общежитие строителей, справа поселилась семья офицера милиции.

Мы входим в большую комнату, аж двадцать шесть квадратных метров. Посредине комнаты столб, подпирающий потолок, пахнет известью и краской. Мамаша успела к моему приезду сделать ремонт, завести две металлические кровати, два стула, два стола, один для меня, другой для кухни.

– Эх, сынок, сколько всего нужно! – слышу я голос матери. – Одно расстройство!

Я успокаиваю мать:

– Да ничего нам ненужно, осталось только купить занавеску (марлю), да кой – какую посуду. Самое главное, у нас примус есть, две кастрюли и сковородка. Вокзал от нас недалеко, заготовим на зиму угля, а дров вон сколько в старом саду рядом с водокачкой.

Одно единственное окно мы немедленно закрываем газетами, особенно их не рассматривая. Теперь можно и с портретом вождя их вешать, где угодно: без боязни загудеть в не столь отдалённые места.

Я давно мечтал иметь квартиру, наконец мечта осуществилась, ну и что с того, что её переделали из кузни.

Я выхожу во двор и уже внимательно осматриваю посёлок. Наш барак стоит на краю посёлка на берегу реки Кубань. Посёлок состоит из шести финских домиков и нашего барака, с одной стороны которого тянулась железнодорожная ветка на мясокомбинат, с другой стороны текла река.

В душу закралось таинственно непонятное состояние, почему мы так бедно и убого живём? ! Уже давно и война кончилась, а с ней нас уверили, что жизнь наладится, заживём – все хорошо будет. Однако со смертью Сталина отменили ежегодное понижение цен на продукты питания в магазинах с прилавков исчезло мясо, молоко, сметана. До меня не доходило, как так: во всех газетах трубят о повышении продуктивности животноводства, об увеличении кормовой базы, а продукты из магазинов, как корова языком слизала. Кукурузой засеяли все пашни, даже люцерну с полей убрали, своими глазами видел всё это в колхозе тётушки, а толку мало! С мыслями: «но бывает конец пурге и в тундре», я важно прогулялся среди домиков, вызывая раздражение и злость у местных собак, и, хотя своих сверстников не встретил, зато наслушался песен Петра Лещенко. Из каждого раскрытого окна неслись наперебой песни мне давно известные, многие я знал наизусть, такие как: «Чёрные глаза», «Стаканчики гранёные», «Моя Марусечка». Но когда я услышал:

        Девонька милая, девонька славная,

        Девонька радость моя,

        Если б ты знала моя ненаглядная —

        Грустно мне как без тебя.

Я расстроился и быстро возвратился домой.

Мы тихо сели с мамой за стол друг против друга и стали есть жареную картошку. И какая-то тревожная надежда, что мы можем быть счастливыми и без отца, как никогда одолела нас! Для меня уже тогда стало ясно, что только одна есть истина на земле – святая истина матери, без неё я пропаду, как пропадали многие сироты после войны. Государство хотя и пыталось сиротство согреть, накормить, одеть, тем не менее, сколько их ещё бродяжничало по нашим вокзалам и базарам, не зная материнской ласки.

Поглощая картошку, я думал только о матери и о сестре!

Появилось неожиданное желание увидеть Маринку и вместе побродить по городу, изумляясь красотой улиц и чему-то, чего я ещё не понимал! Я не знал, что с этим чувством делать? Моё волнение заметила мать и, стараясь вывести из этого состояния, сообщила, что завтра пойдём в школу за учебниками. Я пришёл в себя, счастливый, ощущая свободу в этой комнате, где никто тебя не попрекнёт куском хлеба и не даст тебе подзатыльника. Я повеселел, вдыхая запах извести, и меня потянуло на сон.

Проснулся рано утром от того, что кровать дрожит и слышен скрежет металла:

– Спи, сынок, товарняк с живностью на мясокомбинат пошёл. Ровно пять часов, ещё рано!

С последними словами матери в открытую форточку влетел довольно знакомый станичный запах, такой желанный и уже любимый. Я стал вспоминать лучшие моменты станичной утренней жизни. Как Маринка, хотя и охотно принимала мою помощь по хозяйству, но всегда старалась мой сладкий сон беречь: рано не будить.

Часто просто садилась утром за стол рядом со мной и так ласково гладила по руке, что я весь замирал от невольной недосказанности, которая была в её нежном взгляде. В том, как она оберегала меня в работе, было столько отрады, что моя душа светилась, словно та памятная горная речка в солнечный день.