Прощение и жестокость - Екатерина Политова

– Всего один день? – Лада картинно надула губы, что-то варганя им на завтрак у плиты. Пахло вкусно. Обычно она приносила еду из ресторана, но сегодня Петру показалось, что пахнет куда вкуснее.

– Один, а сколько надо?

– Три, может быть, пять, а то и семь, – отозвалась Лада. Она надела футболку Петра, из-под нее кокетливо выглядывали голые ноги. Он не сдержался, встал и обнял ее сзади за талию. – Садись, сейчас будем есть.

– До чего же ты красивая, – пробормотал он, вдыхая запах ее волос и сильнее прижимая к себе.

– Мы сегодня пойдем гулять, на улице очень тепло, – произнесла Лада, будто не чувствуя, как он прижимается к ней. Она поддела лопаткой ломтик хлеба с сыром на сковородке и перевернула. А потом разбила сверху яйцо.

Петру мучительно захотелось есть, но Ладу хотелось сильнее. Она лишь сказала:

– Сядь.

– Нет, я буду стоять тут и обнимать тебя. – Он поцеловал ее в шею. Кожа показалась прохладной, хотя квартира стремительно разогревалась на июньском солнце. – Наверное, нужно еще раз тебя согреть…

– Нет, – сказала Лада бесстрастно. – Вначале есть, а потом гулять. У нас с тобой всего один день, помнишь?

– А чего бы не провести его в постели, м? – Он залез рукой ей под футболку.

– Нет! – отрезала Лада ледяным тоном и схватила его за запястье. А потом, бросив лопатку в сковороду, повернулась к Петру. – Первый день самый лучший, самый драгоценный и бывает не так уж и часто, и я не хочу валяться в постели!

– Какой первый день, Лад? – Петр мягко улыбнулся, поцеловал ее в щеку и отошел, не понимая, чего она вдруг. С Ладой такая жесткость случалась редко, только если они ссорились. Он вздохнул, разочарованно подпер рукой голову и уставился на пустой стол. Перед ним появилась тарелка с завтраком. Рядом Лада заботливо положила вилку и нож.

– А ты?

– А я не хочу, не голодна. – Она села напротив и мягко ему улыбнулась. Будто и не отказала только что. Пока он завтракал, Лада пристально следила, чтобы Петр все съел, будто это было для нее очень важно.

После завтрака пошли гулять по городу. Лада надела сарафан, который он не видел уже года два, с первого свидания. Фотографию того дня он хранил в паспорте, поэтому сарафан помнил хорошо. Лада говорила, что не очень его любит: не нравилось, что все на нее таращатся. Но видимо, сегодня был действительно особенный день.

Годовщина? Петр мучительно пытался вспомнить. Какая-то особенная дата? Вроде нет, четвертое июня, ничего особенного в этот день они вроде не праздновали. Вообще ничего в июне не праздновали.

Лада крепко держала его за руку и выглядела очень счастливой. Щурилась на солнце и много улыбалась.

– Лада, а где твоя сумка? – опомнился Петр.

– А я ее не взяла. Ни кошелька, ни телефона – ничего не взяла. Так легко без этих ненужных вещей. – Она сделала глубокий вдох и поцеловала Петра в щеку.

– А если с работы будут звонить? Ты же не вышла…

– Никто не будет звонить, все хорошо. – Она встала напротив него, солнце светило прямо в ее веснушчатое прекрасное лицо. Он заметил что-то чуждое во взгляде, но отбросил эту мысль. А Лада тем временем взяла его за обе руки и прижала к себе. – Петя, сегодня все будет хорошо.

– Верю, – улыбнулся Петр. А потом заметил впереди торговый павильон у автобусной остановки. – Пойдем мороженого купим? Так давно его не ел, а сегодня такая жара…

– Нет. – Прекрасное лицо Лады скривилось от отвращения. – Не надо мороженое, оно холодное.

– Да ладно тебе, Ладка. Ты же любишь шоколадное, – отозвался Петр и пошел вперед. При мысли о шоколадном аппетит вновь разыгрался. Лада молча шла позади. В павильоне было пусто, истертый линолеум кое-где порвался и вздулся, на входе Петр запнулся и чуть не упал.

– Пожалуйста, будь аккуратен, – встревоженно отозвалась позади Лада, придерживая обклеенную объявлениями пластиковую дверь.

– Ты будешь? – спросил еще раз Петр, доставая кошелек из заднего кармана джинсов.

– Нет, я же сказала.

Вновь этот непонятный тон в ее голосе.

– Обиделась? Вот это. – Он ткнул пальцем в перечень на холодильнике с мороженым. Престарелая кассирша достала ему шоколадное в стаканчике.

– Нет, просто обидно, что ты будешь холодный. Как ты будешь греть меня? А вдруг я замерзну?

Петр рассмеялся.

– Я и холодненький могу тебя погреть, – игриво отозвался он. Кассирша недовольно фыркнула, Петр предпочел этого не заметить. – Воды тебе купить?

– Нет, – ответила Лада и вышла из киоска.

– До чего ж у тебя баба странная. Семьдесят рублей, – проговорила кассирша.

– Чего она странная-то? – Петр достал из кошелька две купюры по пятьдесят и протянул ей.

– Откуда мне знать, – ответила кассирша, бросила на блюдце для мелочи сдачу и скрылась в подсобке.

– Сама ты странная, – с недоумением пробормотал Петр, сгреб монеты, схватил мороженое и пошел догонять Ладу.

Она медленно удалялась от остановки, и он легко ее нагнал.

– Ладка, кассирша сказала, что ты странная, – рассмеялся Петр, ожидая, что и Лада посмеется. Но она резко развернулась и встревоженно уставилась на киоск. – Да ты чего, любимая? Пошли.

Петр ласково взял Ладу за руку. Холодную.

– Замерзла?

– Нет. – Лада улыбнулась ему и поцеловала в губы. Так страстно она его никогда не целовала. Но в глубине души Петру очень нравилась такая перемена. В последнее время Лада сильно уставала на работе, и личная жизнь у них начала трещать по швам. Они часто ссорились по мелочам, и Петр, бывало, уходил прогуляться пару кварталов вокруг дома, чтобы охладить ярость. Но сегодня летнее тепло будто пришло и в их с Ладой жизнь.

Петр сгреб ее в охапку и обнял:

– Ладка, прости за все, – проговорил он.

– И ты меня. Пойдем? – отозвалась она.

Поверх головы Лады взгляд Петра задержался на мужчине. Он сидел на бетонном крыльце дома через улицу и ел лапшу быстрого приготовления. Петр смотрел на него, а тот, в свою очередь, будто мельком поглядывал на них, потом поднял целую вилку лапши и сунул в рот.