На излете, или В брызгах космической струи - Анатолий Зарецкий

– Я думала, вы комсомолец. Хотела поставить на учет, – ответила деловая, а вовсе не разочарованная комсомолка и отошла от моего стола, обиженно цокая туфельками. Сзади изнывал от смеха Кузнецов:

– Ну, все. Сейчас тебя общественники возьмут в оборот. Скучать не придется, – улыбаясь, пообещал он.

– Не получится, – успокоил его, – Никакой общественной работы. Еле дождался, пока из комсомола вышел по возрасту. Несколько раз писал заявления о добровольном выходе, но их никто даже не рассматривал. Перестал платить взносы. Думал, выгонят за неуплату. Оказалось, за меня платил замполит. Пришлось ему потом долг отдавать.

– Здравствуйте, Анатолий, – меж тем подошла ко мне очередная, уже осведомленная о моем имени общественница, – Мне вас надо поставить на профсоюзный учет, – определила она свою задачу, тоже почему-то не представившись. Странная манера общения, но придется привыкать. В армии мне с женщинами по работе приходилось общаться редко. Так что опыта никакого. Может быть так и надо?

– А я не член профсоюза, – огорошил общественницу, судя по ее выражению лица.

– Как не член профсоюза? – растерянно спросила она.

– В армии нет профсоюза. Некуда было вступать.

– Тогда пишите заявление. Мы вас на ближайшем собрании примем.

– Спасибо. Только я больше никуда вступать не буду. Это мое кредо.

– Как не будете? Это же невозможно.

– Почему невозможно. Жил до сих пор без профсоюза. Оказалось, вполне возможно.

– А как же вы будете посещать профсоюзные собрания? – растерялась общественница, – И путевки в санаторий вам не дадут, а вашим детям в пионерлагерь. Да и вообще без профсоюза нельзя. Не положено.

– Не переживайте вы так, – успокоил ее, – Собрания я не люблю. Путевки мне не нужны, а в пионерлагерь моей дочери еще рано. Так что все в порядке. Это раньше пиво отпускали только членам профсоюза, а сейчас всем подряд. Попробую прожить без профсоюза.

Огорченная общественница ушла, а сзади веселился Кузнецов:

– Ну, с профсоюзом ты погорячился. Полезная организация. Вступай, – смеясь, дал он совет.

А вот и мужики пошли. Явно ко мне приближался прекрасно сложенный молодой человек.

– Добрый день. Меня зовут Алексей. Хочу взять с вас взносы. Надеюсь, вы член ДОСААФ? – бодро спросил Аполлон, как мысленно окрестил досаафовского общественника. Позже узнал, что “Аполлончик”– это прозвище, присвоенное ему женщинами отдела.

– И не надейтесь. В армии не было ДОСААФ. Армия не может добровольно содействовать самой себе, разве только авиации и флоту. А зовут меня Анатолий.

– Не беда. Сейчас примем. Пишите заявление и готовьте взносы.

– Алексей. Принимать меня никуда не надо. На ДОСААФ я обижен с детства. Эти досаафовские типы выгнали меня из аэроклуба. Так что я им принципиально ничего платить не буду. Извини.

– Жаль. Очень жаль, – отошел от меня огорченный Аполлон. А ко мне приближалась очередная дама.

– Здравствуйте Анатолий. Меня зовут Аля, – смущенно представилась дама. “Оказывается, есть женщины, которые представляются”, – был приятно удивлен, – Я из общества Красного Креста. Хочу вас поставить на учет и получить взносы.

– Аля, вы извините, но я не состою ни в каких тайных обществах. Меня не надо учитывать, а тем более брать взносы на их секретную деятельность. Не состоять ни в каких обществах это мое кредо, – пояснил даме, которой, в отличие от всех предыдущих, уже слегка симпатизировал. Аля, как ни странно, весело рассмеялась, и, не задавая больше вопросов, отошла. Приятная женщина, а главное – понятливая.

А ко мне приближался очередной визитер – Леня Мокшин. Ну, этот тип давно знаком. С его инструкциями я боролся на полигоне. С ним часто дежурил у ракеты и даже однажды летал в зону падения ступеней. Да и спиртику вместе попили немало.

– Привет, – пожал он руку, – У нас будешь работать? Я почему-то так и подумал. Да и Кузнецов полгода назад что-то говорил. Ладно, давай карточку и партбилет. Я здесь парторг, – представился Леня в своем общественном качестве.

– Леня, я не член партии.

– Как так? Ты же был офицером. А все офицеры – члены партии.

– Леня, я и сейчас офицер, правда, в запасе. И не член партии.

– Пиши заявление. Поставим на учет. Придет разнарядка, примем в кандидаты.

– Что за учет? Мне когда-то давали рекомендации, причем, сразу для приема в партию.

– Это у вас в армии. А на гражданке только рабочих и колхозников сразу принимают. А интеллигенцию сначала ставят на учет – кандидатом в кандидаты. И разнарядка приходит редко – одна в год на весь отдел.

– Ну, Леня, ты меня удивляешь. Если я напишу заявление, меня сразу должны принять, или отказать в приеме. А у тебя какие-то неясные телодвижения, да еще ступенчатые.

– Какие такие ступенчатые? Просто ты настоящего заявления написать не сможешь. Оно пишется на бланке, а бланки выдают по разнарядке. Понял? Так что пиши пока предварительное заявление, что ты в принципе готов вступить, а я поставлю тебя в очередь на получение бланка заявления.

– Леня, что за бред ты несешь? Я тебе завтра штук двадцать бланков принесу. Вот тебе и решение твоей проблемы. А какие-то промежуточные заявления писать не буду. Да и вообще раздумал вступать в вашу партию. Я если и вступлю в партию, то только не в коммунистическую.

– А в какую? – искренне удивился Леня, – Другой же нет.

– Создам свою, подпольную.

– Ну, ты даешь! – еще больше удивился Леня, а Кузнецов уже смеялся не таясь, в открытую.

Едва отошел огорченный Леня, подсел очередной общественник:

– Общество рационализаторов и изобретателей, – представился он.

– В обиде я на ваше общество. Много лет назад подал несколько заявок на изобретения, и ни ответа, ни привета. Вступать не буду, взносы платить не хочу, – резко закруглил я разговор.

– Понял, – отошел от меня изобретатель, даже не вступая в дискуссию.

– Владимир Александрович, сколько их? – спросил Кузнецова, – Может, сразу трафарет поставить “В обществах не состою, и состоять не желаю”?

– Ладно, Толя, собирайся, пошли на обед. Повеселил ты меня. Хоть время до обеда незаметно прошло.