Русское - Эдвард Резерфорд

Битва продолжалась недолго. Город занимал большую прямоугольную площадь, а окружали его невысокие стены из обожженной глины и земли. Войско, которое подошло к его укреплениям, вероятно, внушало его защитникам глубокий страх. Половцы поднялись на стены и храбро встретили врага; однако на них раз за разом, непрерывно, стал обрушиваться град русских стрел, разя всех направо и налево. Ближе к вечеру перед русскими, не потерявшими почти ни одного воина, отворили ворота; навстречу им вышли на переговоры парламентеры, неся приветственные дары – вино и рыбу.

В расположенных рядами низких глинобитных домишках русские нашли запасы тонких восточных шелков, золото и драгоценности, вино с побережья Черного моря и с Кавказа. Этим вечером они изрядно попировали – и в стенах завоеванного города, и в лагере, который разбили прямо у его стен.

Как раз на закате Иванушка вместе со Щеком и молодым хазаром выехали из лагеря, направившись вдоль русла небольшого ручья, и стали медленно объезжать половецкий город. Боярин ехал на Трояне, хазар – тоже на недурном вороном коне, а Щек довольствовался лошадкой поскромнее.

Иванушка остановился у половецкого кладбища, на дальнем конце города.

Могилы половецких воинов украшали странные изваяния – «каменные бабы»: высотой в четыре-шесть локтей, они имели облик людей – круглолицых, с высокими скулами, короткошеих, широкоротых, с длинными висящими усами, в плоских, приплюснутых шлемах. Их миндалевидные глаза по большей части казались закрытыми. Тела их были широкобедрыми, со слишком короткими ногами; руки же, наоборот, непомерно длинные, были согнуты в локтях, идолы либо держались за каменные пояса, либо прятали ладони в межножье. Эти массивные каменные фигуры, хоть и выглядели странно, были преисполнены удивительной жизненной силы – словно на миг замерли, предаваясь мечтам во время бесконечной скачки по степи.

Иванушка обернулся к хазарскому юнцу:

– Они умерли. А ты боишься смерти?

Молодой человек явно собрался с духом и промолвил:

– Нет, господин.

Иванушка улыбнулся:

– А ты, Щек?

– Не особенно. В эти дни бояться смерти не след, – мрачно ответил вдовец.

Иванушка вздохнул, но промолчал. Однако мысленно признался самому себе: «А я вот боюсь смерти».

Они поскакали дальше.

Это случилось глухой ночью. В небе светил месяц, однако поднялся он в самую высь, и его то и дело заслоняли длинные растрепанные облака, проплывающие мимо. Легкий ветерок покачивал камыши, обрамляющие ручей. В степи царило безмолвие. Весь лагерь, казалось, заснул.

Трое половцев осторожно перешли вброд мелкий ручей, почти не подняв шума. Лишь тихо плеснула вода да упала пара капель с оружия. Однако прибрежные заросли камышей заглушали и эти звуки. Лица лазутчиков были вычернены, малый отряд был вооружен мечами и кинжалами. Их могли бы и вовсе не заметить, если бы один из них, бывалый лазутчик, не подал сигнал остальным, квакнув по-лягушачьи.

Щек замер. Он спал вполглаза. Сердце у него тотчас же бешено забилось. Ни в лесу, ни в степи не было твари, чей голос был бы ему незнаком. Как бы ни был искусен половецкий соглядатай, а все же Щек сразу понял: это квакает человек. Он рывком сел, уставившись в камыши, мучительно вглядываясь в темноту.

Они следили за ним. Один из троих, их предводитель, уже преодолел ползком на животе от ручья по траве локтей двадцать, и от Щека его теперь отделяло всего-то с десяток шагов.

Щек вскочил. Он осторожно потряс за плечо молодого хазара, чтобы разбудить, а потом, взяв в одну руку копье, а в другую – длинный нож, осторожно пополз по направлению к камышам. Хазарский юнец хотел было двинуться за ним, но Щек нетерпеливо отмахнулся, веля тому оставаться на месте:

– Не отходи от господина Ивана! – шепнул он.

Этот шепот и прогнал сон боярина.

Иванушка увидел, как смерд ползет в камыши. Он рывком сел, быстро соображая.

– Щек, назад! – прошипел он и потянулся за мечом. Но Щек отполз уже шагов на десять, решив во что бы то ни стало довершить задуманное.

Щек даже не успел заметить половца. Ослепительно вспыхнула жгучая боль в животе, словно гигантская змея внезапно подстерегла его и нанесла смертельный удар, впившись прямо под сердце.

Он громко вскрикнул, к своему удивлению поняв, что руки его неожиданно утратили силу, а звезды непостижимым образом понеслись вниз с небес, захватив и его с собою. Потом все затопила кровь. Потом, как ни странно, ей на смену пришел бесконечный белый холод, сияющий, подобно утреннему туману.

Двое других половцев ринулись вперед, а первый, сразив Щека, бросился, точно серый волк, к Ивану и к хазарскому юноше.

Хазар ударил его мечом, однако половец с легкостью уклонился и замахнулся на Иванушку кривым клинком. Иван отбил нападение. Половец проворно стал обходить его кругом, метя по ногам.

Хазар позвал на помощь. Его голос громко разнесся по лагерю. Один из половцев обрушил на него удар, но юноше чудом удалось отвести его меч. Он снова крикнул.

И тут, как ни странно, половец замешкался.

Хазар яростно ударил его мечом, почувствовал, как клинок оцарапал противнику плечо, ударил снова. Но враг уже исчез. Заслышав шум в пробуждающемся лагере, половец и его собрат стремительно бросились назад, в камыши.

Хазар обернулся. В лунном свете он увидел боярина, сошедшегося в смертельном поединке с первым половцем. Невозможно было понять, кто одерживает верх.

«Наконец-то, – подумал он, – я всем покажу, на что способен». И, стиснув рукоять меча, кинулся на нападающего.

И тут, к его изумлению, этот половец тоже обратился в бегство, не довершив начатого.

Хазар бросился на него, схватил за рукав, а когда тот споткнулся, влетел в него всем телом, стремясь сбить с ног.

Но тотчас же понял, что кто-то обхватил его сзади, точно клещами, и сжимает медвежьей хваткой, не давая броситься в погоню за половцем.

Как ни странно, удерживал его боярин Иван.

– Я же его поймал, господин, – возопил он, – поймал! Скорее в погоню, мы их возьмем! – взмолился он.

– Что, в темноте? – Иван по-прежнему не отпускал его. – Да они тебе горло перережут. Пусть бегут. Половцев завтра поубиваешь вволю.