Бездна Мурены - Михаил Сельдемешев

Доктор уселся на место и вернул собранные карандаши в стакан:

– Всё же на «вы» мне как-то сподручнее, – его уставшее лицо вдобавок стало виноватым. – Вы уж простите, Володя, за произошедшее по вине моих бестолковых подчинённых. Идут сокращения, люди сами увольняются, чтобы не работать за копейки. Персонала и особенно лекарств не хватает. Сами видите – как это с каждым днём пагубно отражается на пациентах. Наверняка ощущаете всё это безобразие и на собственной шкуре.

Главврач снова выудил карандаши из стакана и принялся их нервно перебирать.

– Зато за окном демократия, страшно стало домой ходить – сам бы тут ночевал, честное слово, пока эта зараза и сюда не докатилась. Представляете – демократия в дурдоме! – разошёлся Арфеев и тут же осёкся. – Кхм, простите.

Он встал, заложил руки за спину и принялся ходить вокруг стола. В ходе променада Вениамин Константинович признался, что Зенита он после сегодняшнего инцидента решил перевести обратно в общую палату. К связанному и беззащитному пациенту, как выяснилось, может проникнуть любой. И в его больную голову может прийти что угодно, вплоть до нанесения увечий. По причине же нехватки средств набрать дополнительных санитаров больница не в состоянии. Эти бы не разбежались.

Доктор уселся за стол и уставился на экран монитора:

– Вот жила себе обычная женщина, книжками торговала, и вдруг средь бела дня на людной улице её застают разгуливающей в голом виде и тараторящей абракадабру. Не книжки же довели её до такого состояния, верно? Смутное время – вот истинная причина. Хотя и современные книжки ежели почитать – запросто свихнёшься.

Кого неугомонный бортовой компьютер имел в виду: незнакомку из блока памяти либо кого-то ещё – капралу было невдомёк. Он ещё какое-то время выслушивал заверения Арфеева в том, что тот не видит опасности в поведении Зенита по отношению к его соседям по палате, и очень надеется, что смущать их своими фантазиями капрал не станет.

Наконец, когда доктор замолчал, переводя дыхание, Зенит произнёс отчётливым шёпотом:

– Умоляю тебя, Веня, запусти на ночь самодиагностику. И если есть хоть малейший шанс, что ты продолжаешь функционировать и подчиняться командам человека, – передай на Землю, что с большой долей вероятности случилось самое страшное, чего боялось всё Космосодружество последние сотни лет. Созвездие Белой Мурены активизировалось. Нужен срочный межпланетный саммит.

– Ну не делайте же вы такое серьёзное лицо, Володя! Верните ему добродушное выражение – оно вам подходит гораздо больше.

По этой нелепой тираде бортового компьютера капрал понял, что шансов гораздо меньше, чем он надеялся. Он натужно улыбнулся, встал и задержался в дверях:

– Кстати, Веня, мне необходимо сделать новую запись в бортовом журнале – зафиксировать время выхода из анабиоза. Не напомнишь – какой сейчас год?

– Это вы мне напомните, если не трудно, – главврач оживился.

– Как же всё запущено. – Зенит возвёл глаза к потолку. – Суперкомпьютер звездолёта не в состоянии определить даже текущую дату. Я бы мог подсобить беспомощной электронике и согласиться, что год сейчас 1992, как на том календаре, что висит на стене позади тебя. Но я же прекрасно понимаю, что это ретросувенир от кого-то из шутников нашего экипажа.

Капрал взялся за ручку двери, но подозрительно вкрадчивый голос Арфеева заставил его вздрогнуть:

– Сами свою палату найдёте или санитара позвать?

Проверка! Я вдруг вспомнил, что ИИ во время экстренной ситуации имеет полномочия тестировать членов экипажа на случай возникновения у тех психологических проблем, неизбежных во время стресса. И, в крайнем случае, даже изолировать отдельных космонавтов посредством бортовых дроидов, чтобы уберечь корабль и остальной экипаж.

Запись № 5. Отныне следует тщательно контролировать каждое слово и действие.

– Да, Веня, найду, – ответил Зенит как можно более непринуждённо. – Мне ещё надо прогуляться по отсекам, проверить функционирование систем.

– Не забредите ненароком в какой-нибудь запретный отсек.

Спасибо, железяка, что хотя бы прикидываешься, будто судьба вверенных людей тебе не безразлична.

Капрал улыбнулся, открыл дверь, но тут же рухнул на пол, сотрясаемый приступом эпилепсии. Доктор проворно подбежал и уверенно перевернул пациента на спину, подсунув тому под голову небольшую подушку, которую всегда держат в кабинете, если среди контингента находились эпилептики.

Арфеев привычно засёк на часах время начала приступа. В этот раз он длился четыре с половиной минуты. Зенит полежал ещё какое-то время с закрытыми глазами, потом встал и огляделся.

– Как вы себя чувствуете? – Доктор протянул ему сушёный чернослив, и капрал машинально отправил его в рот.

– Уж точно лучше, чем наше Космосодружество, учитывая назревающую катастрофу, – ответил он, жуя, и поднялся на ноги.

Слегка пошатываясь, Зенит вышел из кабинета. Главврач тяжело вздохнул, поднял подушку с пола и вернулся за стол. Как бы ему тоже хотелось, чтобы на дворе сейчас был не безобразный во всех отношениях 1992 год. Любой другой, только не этот. Безумие висит в воздухе, оно прямо ощущается. Распахнул форточку, подышал – и вот уже нормальный человек с небольшими допустимыми отклонениями превращается в параноика или того хуже – шизофреника. Начинает мучиться бредовыми расстройствами, деградировать, как личность.

Вениамин Константинович машинально пририсовывал кошке безобразные отростки, напоминающие то ли недоразвитые перепончатые крылья, то ли оттопыренные плавники. После этого он в полной прострации вернулся к покеру на экране. И битый час безуспешно пытался раздеть девушку, извлечённую из недр памяти капрала звёздной разведки Зенита. Не исключено даже, что его законную жену.

Глава II. Ошмётки экипажа

Закрыв за собою двери в кабинет главврача, капрал оказался в просторном холле. Здесь было многолюдно. Кто-то мерил холл шагами, кто-то стоял, подпирая стены, кто-то облокотился на подоконник, выглядывая сквозь стекло на улицу. Почти все были в таких же больничных пижамах, как на Зените. Санитар с цифрой 1 на спине по своему обыкновению клевал носом, сидя на стульчике, который теперь стоял не у входа в наблюдательную палату, а почти в самом углу, где находился теннисный стол.

Капрал заворожённо уставился на скачущий по столу шарик. После длительного состояния покоя это был, наверное, самый динамичный объект, попавший в поле его зрения. Какое-то время он просто стоял и наблюдал за игрой. Всех претендентов с лёгкостью обыгрывал смуглый брюнет с застенчивым выражением лица. Поверх его пижамы были перекинуты подтяжки, удерживающие штаны. Насмотревшись на шарик от пинг-понга почти до головокружения, Зенит огляделся по сторонам. По одну сторону холла в стене зияли проходы в помещения без дверей. Над теннисным столом висел портрет какого-то деятеля с обширным пятном на лысине и плакат: