Паника-upgrade. Брат Бога - Александр Мазин

– А он вернется?

– Да. И сделает свой выбор. Правильный выбор, потому что он – мой брат! Его жизнь принадлежит мне, а не Госпоже.

– Он – твой брат! – пропела Мякоть Жемчужницы.

Любовь, разочарование и понимание смешались в ее голосе.

– Тогда я возьму этого! – умоляюще проговорила Древняя.

Правая рука ее поддерживала обмякшее тело Тенгиза, не давая ему упасть. Левая же – коснулась щеки Таррарафе.

– Возьму его! – повторила Мякоть Жемчужницы.

Невероятным усилием масаи сумел отклониться.

Меньше чем на дюйм. Мякоть Жемчужницы рассмеялась – звук тысяч хрустальных колокольчиков, – и ладошка ее легла на крепкую шею Таррарафе.

– Госпожа соединит нас! – пропела Древняя.

– НЕТ! – Голос мужчины накрыл хрустальный звон, как удар бронзового колокола. – Нет! Твоя ночь еще не пришла! Повинуйся мне!

Власть вновь была проявлена. Мякоть Жемчужницы не могла противостоять. Но могла – принять.

– Да, – произнесла она и тихонько вздохнула. – Ты – владыка!

Отпустив шею Таррарафе, Древняя покрепче обвила талию Тенгиза и повлекла-понесла его к собственному ложу. Там, уложив человека на подстилку из ароматной чуть подсохшей травы, Древняя на некоторое время погрузилась внутрь себя, прислушиваясь к зову Госпожи. И, осознав этот зов, с пониманием оглядела лежащего у ее ног.

Владыка сказал правду. Сейчас это слабое Дитя Дыма было вне власти Древних. Мякоть Жемчужницы могла его убить. Но даже сила Госпожи не могла бы вернуть огонь желания в обмякшее безвольное тело. Для того чтобы соединиться с Древней, этот человек должен был сам пожелать этого. Воля этого человека была недоступна чарам Древних. Только тело.

Тонкие пальчики Древней прикоснулись к голове человека. Эти пальчики, способные разорвать плоть с такой же легкостью, с какой сильный мужчина рвет гнилую тряпку, сейчас были ласковей касания беличьего хвоста. Или солнечного луча в час восхода. Мякоть Жемчужницы ласкала тело Тенгиза неторопливо, старательно и с абсолютным вниманием. Так кошка вылизывает котенка. Она не забыла, не пропустила ни самого крохотного участка кожи, ни единой складки, ни одного укромного уголка. Она как бы помечала Тенгиза этими прикосновениями, и капельки незримой силы, стекавшие с ее пальцев, впитывались такими же незримыми порами смертного тела Тенгиза. То был древний обряд, подсказанный Госпожой. Дети Дыма слабы. Их воля обычно идет на поводу у желаний тела. А тот, кто их создал, предоставил им свободу выбирать. Выбирать самим. В отличие от Древних. Зато теперь, когда Дитя Дыма очнется, тело его окажется на стороне Мякоти Жемчужницы. Но хватит ли у нее смелости преступить запрет Владыки? Должно хватить, ведь Госпожа хочет другого. И Госпожа – сильней!

Древняя тихонько засмеялась, оглядев тело мужчины, лежащее у ее пушистых колен. Все оно, от макушки до пальцев ног, мерцало и переливалось огнем Мякоти Жемчужницы. Человек очнется и соединится с Древней. Он будет первым, кто соединится с Мякотью Жемчужницы. А она будет первой из рожденных от семени Владыки, кто обретет соединение. Мякоть Жемчужницы насладится человеком, примет его семя и отдаст жизнь человека Госпоже, как та желает. Пусть только он очнется…

Таррарафе ощутил прикосновение Зла. И страх дал ему силу на короткий миг вернуть власть над собственными мышцами. Но силы этой хватило лишь на то, чтобы немного откинуть голову назад. Слишком мало силы, чтобы бежать от Зла с голосом женщины. И когда по велению мужского голоса Древняя оставила масаи, тот не обманулся. «Мужчина», «женщина» – человеческие слова, не более. Мужчины и женщины остались там, наверху, в мире жизни. Здесь же лишь духи Зла окружали Таррарафе. А от Зла исходит только Зло.

Безумный страх укреплял силу масаи. Тот, с мужским голосом, погасил его. Вот потому-то он был для Таррарафе опасней женского духа! Потому что – сильней. Счастьем будет, если Таррарафе умрет! Но масаи не слишком на это надеялся.

– Ласкающий Ветер! – позвал тот, кого Мякоть Жемчужницы назвала Владыкой. – Подойди!

Он мог бы не говорить вслух, позвать Древнюю мысленно. Но каждое новое слово было стежком, укрепляющим ткань его собственного мира.

Избранная им Древняя оставила менее удачливых и приблизилась.

– Ласкающий Ветер, хочешь ли ты вновь соединиться?

– С тобой?

Древняя застыла, не смея прикоснуться к своему повелителю. Но желание объяло ее.

– Нет.

Слово, как нежное, но властное прикосновение, отодвинуло Древнюю назад.

– Дитя Дыма? Он? – Ласкающий Ветер быстро повернулась к Таррарафе.

Разочарование ее растаяло. Придя из прошлого, Древние существовали только в настоящем. И жили только им.

Потому чувства их были переменчивы, как языки пламени.

– Он.

Голос повернул Древнюю, и ладони ее легли на запястья Данилы Жилова.

– Иди!

Ласкающий Ветер повиновалась приказу Владыки с куда большей охотой, чем Жилов – ее собственному. Но мышцы Жилова, его тело, идеальный инструмент, созданный десятилетиями тренировок, – все стало чужим. Ласкающий Ветер одарила своего повелителя потоком признательности. Она была счастлива.

Таррарафе слышал, как увели Носорога. Масаи знал: теперь его очередь. Десятки злых существ теснились вокруг, непроглядная тьма была пропитана запахом Зла.

Таррарафе помнил немало заклинаний против злых чар. Но любое заклинание должно быть произнесено, подкреплено движением и соединено с миром посредством предмета. Такова магия черных. Таррарафе ничего не мог противопоставить Злу, когда горячая рука обняла его торс. Горячая сильная рука с кожей гладкой, как обратная сторона лепестка мтолу. Прикосновение более страшное, чем касание холодной чешуи удава. Злой дух увлек масаи в темноту логова, и через несколько мгновений Таррарафе был распростерт на полу пещеры. Тьма окончательно сгустилась над ним.

Не властный шевельнуть даже веком, масаи чувствовал всё. Высохшие травинки, от которых зудела кожа спины, твердость и прохладу каменного основания пещеры под соломенной подстилкой, сухой и прохладный воздух подземелья. Ни в одной из пещер масаи не встречал подобного воздуха.

Но сильней всего был лишающий мыслей аромат той, что творила над ним чары. Это был запах, от которого мышцы живота Таррарафе каменели, а по позвоночнику струился огонь. Это был дурман женственности невероятной силы. В сравнении с ним снадобья, которыми его отец снабжал девушек для очарования женихов, были – как глоток затхлой теплой воды из кожаного бурдюка в сравнении с прохладной влагой струящегося источника. Запах этого тела превращал масаи в животное.