Дочь ведьмы - Франсин Тун

Лорен натягивает на голову свою вампирскую накидку. Она чувствует, как отец дотрагивается до ее плеча, как затем медлит, открывая дверцу, чтобы выйти из пикапа. Когда дверца хлопает, ее легкая накидка слегка приподнимается от потока воздуха.

– Папа, – шепчет она, но язык пересох, как осенний лист.

Она слышит, как тяжело стучат по асфальту его рабочие ботинки. Затем некоторое время не слышно ни единого звука, кроме ее собственного дыхания и шелеста целлофанового плаща. Она то открывает глаза, то закрывает их, но кругом все та же непроглядная тьма. Она представляет, как скукоживается от страха, как становится все меньше и меньше, как ее плащ расправляется, превращаясь в вырастающие из спины крылья летучей мыши. И вот-вот она вылетит из окна машины, став такого же цвета, как ночь, слившись с нею…

Но ничего такого не происходит. Она прислушивается к собственному дыханию, чувствуя, как ее кожа становится липкой; затем приподнимает край плаща и видит отца, который стоит у капота, подхватив незнакомку под локти. Женщина гораздо ниже его ростом, у нее узкие плечи. Лицом она уткнулась в ветронепроницаемую ткань его куртки, а он смотрит прямо на нее, втягивая подбородок и проводя грубой рукой по ее растрепанным волосам. Из-под натянутой на голову лыжной шапочки выглядывает хвост его собственных волос. Лорен ерзает на сиденье и тихо вскрикивает…

Найл хватает женщину за тонкую руку и подводит к той стороне машины, где сидит Лорен. Незнакомка заглядывает в окно и смотрит куда-то сквозь Лорен, у нее такое изможденное и бледное, как луна, лицо… У Лорен даже кости холодеют от ужаса. Найл машет рукой, показывая, что девочка должна пересесть на водительское сиденье. Он открывает пассажирскую дверцу, и женщина, дрожа от холода, забирается внутрь, но выражение ее лица остается совершенно непроницаемым. Всю дорогу домой Лорен сидит на коленях у Найла. Здесь тесно, но зато спокойно. От работы обогревателя стёкла заволокло белой дымкой…

– До дома уже недалеко, – говорит Найл, вглядываясь в темноту. – Мы отвезем тебя домой. Осталось совсем недолго. – Он похлопывает по рулю и медленно едет вверх по лесистому холму к их дому.

За мягкой рукой отца Лорен не может разглядеть женщину целиком. Она видит лишь ворот ее халата и кусочек волос. Женщина по-прежнему дрожит, смотрит куда-то перед собой, сидит прямо. Лорен не может взять в толк, откуда ее отец знает ее, эту женщину с таким юным лицом и взглядом старухи…

Кажется, сейчас само время застыло, остановилось. В машине пахнет отцовским потом и лесом. Бородой и подбородком отец то и дело касается заплетенной косички Лорен. Она вынуждена наклониться на правый бок, и ее тошнит.

– Мы отвезем тебя домой, – бормочет Найл. – Всех отвезем домой.

Женщина молчит, а Лорен смотрит вперед. Ее взгляд стекленеет. Деревья обступили их со всех сторон, окружили своими могучими ветвями, в лунном свете похожими на когти. Лорен представляет себе, как пикап во время езды пожирает дорогу, всасывая ее в себя, словно смолистый суп, а деревья пытаются сбить его своими костлявыми деревянными конечностями…

– Перестань дергаться, – выговаривает ей отец.

Лорен начинает мысленно напевать слова из «Летучей мыши из ада». Она повторяет стихи, не задумываясь о смысле. Просто слова и звуки…

До дома они добираются за считаные минуты. Пока Лорен возится с ключом в замке, Найл набирает уголь из металлического контейнера в железное ведро. Она чувствует, что женщина стоит прямо у нее за спиной. Но когда, открыв входную дверь, она оглядывается через плечо, то слышит позади лишь мрачный шелест деревьев. Лорен смотрит по сторонам. Женщина стоит позади Найла у контейнера. У нее скрюченное тело, а халат такой белый, что почти светится в тусклом сиянии ночного неба.

Женщина бесшумно входит в дом следом за Найлом. Теперь они все внутри, и ее глаза напоминают Лорен замерзшие лужи. Они впалые, с темными кругами. Женщина садится на кожаный диван в гостиной. Тот самый, на котором они с отцом обычно смотрят телевизор. Или едят. Незнакомка, почти не моргая, смотрит на картину на стене, на ней изображен волк в снегу.

От незнакомки почти невозможно отвести взгляд, но Лорен вынуждена уйти на кухню, чтобы помочь отцу. Она открывает дверцу бойлера, Найл вытряхивает уголь из ведерка. В этот момент Лорен резко поворачивает голову.

– Откуда ты ее знаешь? – спрашивает она. Несмотря на включенный котел, ей все еще холодно.

– Разве я так сказал? Слушай, сейчас уже поздно, утром я тебе все объясню.

Голос отца звучит как-то отстраненно, мечтательно – совсем как в те моменты, когда она, собираясь ложиться спать, пытается растолкать его на диване…

Вытряхнув уголь, он проходит мимо Лорен, глядя прямо перед собой, и опускается на корточки у камина. Он переводит остекленевшие глаза с пустого лица женщины на скомканные газетные листы, которые вот-вот загорятся. Над ним, на каминной полке, стоит гималайская соляная лампа и аметист, разрезанный пополам, внутренности которого ловят свет, превращая части камня в пурпурные плоды. Над раздвижными дверями, ведущими в сад, свисают кристаллы. Все эти вещи принадлежали матери Лорен. Она ушла, когда Лорен была еще совсем ребенком. Отец Лорен не любит говорить про это, не любит, когда она задает слишком много вопросов. В их доме до сих пор полно соляных ламп и свечей. Найл говорит, что это его вещи, но Лорен знает, что они принадлежат ее матери. Найл изредка сам заговаривает с ней о матери – после того как выпьет четыре кружки пива. Или больше. Он говорит: о твоей матери. Два слова, которые так ласкают слух. Однако он никогда не рассказывает слишком много – лишь о том, что ее мать была целительницей и была не похожа на других людей.

Они познакомились, когда ей было восемнадцать. Поработав в Эдинбурге, она переехала в Страт-Хорн. Лорен иногда спрашивает, где сейчас ее мама, и Найл всегда отвечает, что она, должно быть, нашла нечто получше, поинтереснее. И Лорен боится приставать к отцу с расспросами и пытаться узнать больше. Она боится, что была плохой дочерью, неинтересной для своей мамы, раз та решила поискать себе что-нибудь получше. Может быть, отец не любит говорить об этом, потому что знает: правда Лорен не понравится. В доме есть всего одна фотография, сделанная бабушкой Лорен. На той фотографии ее мама еще совсем молодая, даже юная. И можно подумать, что это снимок одной из одноклассниц Лорен. Иногда, когда Лорен заходит в магазин в Страт-Хорне, городке, который лишь немногим больше обычной деревни, она замечает, что местные женщины всегда косятся на нее и о чем-то шепчутся. Дети в школе тоже сначала подолгу перемигивались, поглядывая в ее сторону, прежде чем поболтать между собой. Лорен надеется, что однажды ей удастся подслушать их приглушенный разговор, чтобы наконец понять, в чем дело.