Аполлон и Стикс - Ирина Алеева

Машин терапевтический процесс обещал быть интенсивным.

– Мне приснилась квартира, – сказала она. – Незнакомая. Я ее снимаю. Я живу там с мужчиной. Он, кажется, мой муж. Он высокий, сильный. Ходит весь в черном. Какая-то футболка с черепами. Байкерская символика. Он гоняет на мотоциклах. Его часто нет дома. Я знаю, что он может прийти, но большую часть времени я нахожусь там одна. Он не любит, чтобы я выходила на улицу. Я очень хочу выйти, но боюсь, что он увидит меня и убьет. Я иду на кухню и начинаю что-то готовить. Беру кастрюлю, наполняю ее водой и бросаю в воду разные вещи: траву, кольца, бусины, шпильки. Перемешиваю, и вижу, что все это превращается в мутную жижу. Жижа начинает вонять. Я несу кастрюлю на балкон. Я знаю, что мы живем на двенадцатом этаже, но балкон вдруг оказывается маленьким двориком, чем-то вроде испанского патио. Там цветут розы, в центре шумит фонтан, а возле фонтана стоит мужчина. Он высокий, стройный, светловолосый. Он не похож на того, что был в начале сна, но я знаю, что это тоже мой муж. Он подходит ко мне, мы вместе смотрим в кастрюлю и видим, что она полна золотыми монетами, а сверху на монетах, свившись кольцом, лежит зеленая змея. Мужчина забирает у меня кастрюлю и высыпает все ее содержимое в фонтан. Змея уплывает, а монеты остаются сиять на дне. Мужчина обнимает меня, прижимает к груди, и я понимаю, что теперь у меня все будет хорошо.

Маша замолчала.

– Что в этом сне произвело на вас наибольшее впечатление? – спросил он.

– Этот парень в конце, – сказала она. – Он был яркий. Как солнце. Похожий на Аполлона. Или на вас. – Она коротко хохотнула. – Только со светлыми волосами. Белокурая бестия. Вот, пришло в голову имя.

Алекс посмотрел на часы.

– Все на сегодня? – понимающе спросила она.

– Да, сегодня нам надо заканчивать, – сказал он. – Мы можем поговорить о вашем сне подробнее во вторник.

– Во вторник я принесу еще, – многообещающе улыбнулась Маша. – Мне всегда хотелось делиться с кем-нибудь снами, фантазиями. Но мои родители были серьезными людьми и считали все это ерундой.

Ее голос приобрел мечтательную интонацию и начал переливаться, как серебряный колокольчик, нежно подрагивая на ударных гласных и звонко отражаясь от стен твердыми сонорными. Он отметил прошедшее время, использованное в описании родителей, но не стал задавать дополнительных вопросов. Они встали. Маша посмотрела на висевшее на вешалке светло-серое пальто так, будто ожидала, что оно само прыгнет ей на плечи. Алекс позволил предмету гардероба терпеливо дождаться приближения хозяйки. Маша сняла его с деревянных плечиков и перекинула через руку.

– На улице очень скользко, – открывая дверь кабинета, сказала она. – Будьте осторожны. Вы мне еще нужны.

Она сопроводила это заявление улыбкой, взятой из ее широкого арсенала, но Алекс не успел идентифицировать ее тип.

Когда вдалеке хлопнула ведущая на улицу дверь, Алекс зевнул, закрыл игравшие с ветром в поддавки форточки, занавесил окна жалюзи, переобулся, надел куртку, выключил свет и вышел из офиса под дождь, который тут же окутал его мягкими беспокойными струями.

2

К тому времени, как он доехал до Аэропорта, дождь закончился и темнота снаружи потеплела. Он приоткрыл окно, чтобы впустить внутрь свежий, пропитанный назревавшей весной воздух.

Психологический центр, у дверей которого он припарковался, занимал первый этаж в потрепанном, но солидном жилом доме на улице Усиевича. Минут через десять на крыльцо из здания вышли две женские фигуры и, бесшумно спустившись по ступеням, направились в его сторону. Возле машины они разделились. Та, что была ниже и крупнее, прошла мимо водительского окна и, махнув ладошкой, крикнула:

– Привет, Саш!

Он помахал ей вслед и, дотянувшись через пассажирское кресло до двери, открыл ее.

Высокая и тонкая фигура с лицом, занавешенным прямыми и длинными, как у японского привидения, волосами, тенью скользнула в салон.

Он обвил ее рукой.

– Как же я их ненавижу, – сообщила Кристина, глядя ему прямо в глаза.

– Тяжелый день на работе, производственная драма, вот это все? – с пониманием спросил он.

Кристина откинулась назад, ударилась затылком о подголовник и обиженно взвыла.

– Давай только без самоистязаний в моем присутствии, – попросил он. – Ненавидишь – убей.

– Я не могу, – захныкала Кристина. – Боря наймет адвокатов, отмажет меня от тюрьмы, и я буду расплачиваться в следующей жизни какими-нибудь ужасами.

– Да, дилемма, – согласился он, убирая ей волосы со лба.

Глаза у нее были грустные, но живые, и экстренной реанимации не требовали.

– Что опять? – поинтересовался он.

– Ну, ты все знаешь, – надув губы, буркнула Кристина, потирая затылок. – У меня негативный материнский комплекс и отщепленная агрессия, надо мной издеваются коллеги.

– Поговори об этом, – посоветовал он.

Кристина вздохнула и оглянулась на окна психологического центра, словно проверяя, что за ней не следят.

– Во-первых, они засранки, – сказала она. – Никогда ничего не моют и не убирают ни за собой, ни за своими клиентами.

– У вас же есть уборщица, – удивился он.

– Уборщица материализуется два раза в неделю, – объяснила Кристина. – В остальное время кухня завалена грязными кружками и ложками с присохшим яблочным джемом. В выходные Лена проводит семинары в моем кабинете. Я прихожу в понедельник на работу, а у меня весь пол истоптан грязными ботинками ее студентов, мои вещи переставлены, и в углах валяются фантики от конфет. Это при том, что я плачу им существенно больше рыночной стоимости этого пространства. А однажды Вера обиделась на меня из-за того, что я привела в гости Марину, которую она не выносит. Оказывается, арендуя у нее помещение за бешеные деньги, я обязана воздерживаться от общения с неугодными ей людьми на территории, которую она продолжает считать своей.

– Какой ужас, – посочувствовал он. – Попроси Катю, чтобы она ходила к тебе прибираться каждый день.

– У меня не получится, – вздохнула Кристина. – Я разовью с ней какую-нибудь деструктивную динамику. Мне лучше вообще избегать близких отношений с женщинами.