Маска для злодея - Юрий Ситников

Накидав в тележку всего понемногу, я докатил её до кулинарии, откуда рождался такой аппетитный запах жареной курицы, пиццы, пирожков и салатов, что едва дождавшись своей очереди, я изошёл слюной.

У касс позвонил Алиске. Увы, не учёл, что она теперь у нас занятая. Кроме слов: «Глеб, сейчас не могу разговаривать, увидимся завтра в школе», я ничего не услышал. Предприняв вторую попытку, позвонил Димону.

– Глебыч, – говорил тот в каком-то отдалении, и голос его тонул в треске и непонятного происхождения свисте. – Перезвони мне позже. Глебыч, ты меня слышишь? Позже, говорю, перезвони. Здесь связь плохая. Или завтра в школе пересечёмся.

Чуть погодя, не рассчитывая застать дома Люську, я с тремя набитыми пакетами протиснулся в подъезд.

– Глеб, как хорошо, что тебя встретила, – крикнула мне Наталья Эдуардовна, соседка со второго этажа. Она выгребала из почтового ящика многочисленные рекламные листовки, бегло и явно с отвращением их просматривала, и сразу же отправляла в урну. – Я звонила вам вчера, никто не снимал трубку. Диана на гастролях?

– На съёмках.

– И где на этот раз?

– Хельсинки.

– Хельсинки – это хорошо, – нараспев произнесла Наталья Эдуардовна, поднеся ближе к глазам листовку с рекламой пластиковых окон. – Никогда там не была. Хельсенки-Хельсенки. Всякую дрянь в ящики бросают. Слушай, Глеб, нам тебя когда ждать?

– Меня? А зачем вы меня ждёте?

– Подожди, – растерялась Наталья Эдуардовна, заметив на моём лице удивление. – Разве Диана с тобой не разговаривала?

– О чём?

– О занятиях со Славиком.

– Впервые слышу.

– Она забыла, – это было произнесено на выдохе и, определённо, с театральными интонациями. – Забыла! Глеб, выручай. Диана, говорила, ты в совершенстве владеешь английским.

– Она преувеличила. Я неплохо знаю язык.

– Не важно. Главное – ты его знаешь. Глеб, Славику нужна помощь. В школе с первого класса преподают иностранный язык, а Славик же такой рассеянный, с ним бы позаниматься. Я хорошо заплачу.

– Наталья Эдуардовна, вам лучше нанять репетитора, пользы будет больше. Я никогда не занимался с детьми, даже не знаю, как это делается.

– Глеб, но Диана же мне обещала. Что тебе стоит, – соседка смотрела на меня взглядом уставшей преданной собаки. – А Славик такой рассеянный, – повторила она излюбленную фразу. – Ты хоть попытайся.

– За результат ручаться не могу.

– И не надо, – воспряла духом Наталья Эдуардовна. – Целый килограмм макулатуры в ящик запихнули, что ты будешь делать. Глеб, спасибо. О! А это меня интересует, – Наталья Эдуардовна бросила в сумку цветную рекламу и, улыбнувшись, спросила: – Когда тебя ждать?

– На днях, – уклончиво ответил я.

– Спокойней всего Славик бывает вечерами, где-то между семью и девятью вечера. Сможешь прийти в это время?

– Постараюсь, – я подошёл к лифту и нажал кнопку вызова.

Славику было семь лет, и думается мне, английский язык интересовал его так же, как меня уроки химии. Представляю, как будут проходить наши занятия: я Славику вдалбливаю английскую грамматику, а он смотрит на меня как на идиота и думает, когда же я умолкну, или скажу, что-нибудь действительно интересное. Да уж, весёленькие уроки нас ожидают.

***

Распахнув дверь и сделав пару шагов в темноту, я, как и полагается, столкнулся со шкафом. Ладно, уже привык, главное, не обращать на него внимания и верить, что скоро его заберут. Конечно, заберут, успокаивал я себя, пытаясь побороть нарастающее раздражение. А может, шепнула шальная мыслишка, пока дома нет Люськи, сбегать вниз, договориться с дворником и отнести эту рухлядь на помойку? Так и сделаю.

Включив на кухне свет, я успел поставить у стола сумки и буквально остолбенел от неожиданности. Возле батареи медленно, обленившись от переедания, копошилась толстая мышь. Кто-то успел отгрызть ей хвост, с маленьким обрубком (не больше сантиметра) и почему-то не привычного серого, а каштанового цвета, мышь показалась мне вконец обнаглевшей.

Вспомнив, что у Тамары Филипповны есть кошка, я рванул к соседке. Услышав мою просьбу, мне сразу вручили недовольную Басю, беспородную кошку размером с поросёнка. У Баси в жизни было две радости: еда и сон. И сейчас по моей вине одной радости её лишили, безжалостно выдернув из лап сладкого сна.

Бесхвостая мышь продолжала тусоваться у батареи, выпущенная из рук Бася посмотрела на мышь, впрочем, как и на саму батарею, отрешённым взглядом. Пришлось подтолкнуть толстую кошку к толстой мыши. Бася загудела, фыркнула, повела носом. Час назад Бася капитально натрескалась еды, жирные мыши её не интересовали, однако, почуяв резкий запах и, очевидно, поддавшись разбуженным инстинктам, Бася приняла нужную стойку. Напряглась, пригнулась, клацнула зубами и совершила прыжок.

Мышь была поймала. Одной проблемой меньше. Правда спускаться вниз и договариваться с дворником о выносе шкафа мне расхотелось. Спущусь на днях.

Люська примчалась домой без четверти десять.

– Глеб, у нас есть что-нибудь пожевать?

– Если приготовишь, будет.

– Да запросто. Сегодня я в ударе, можешь поздравить, совершила очень выгодную сделку.

– Обменяла цветочный горшок на фюзеляж самолета?

– Смешно. Нет, я серьёзно, – Люська забежала в ванную и включила воду. – Знал бы ты, каких ухищрений мне стоило всё провернуть. Когда проходили торги я чуть не поседела. Уф, – Люська зашла на кухню и села на стул. – Выдохлась! Но зато сегодня я совершенно свободна. Что у нас там из съестного?

Я открыл холодильник. Люська улыбнулась и потёрла ладони. Она приготовила два салата и сделала творожные сырники, их мы ели с чаем, макая в вазочку с липовым мёдом. Пока ели я рассказал о поездке к Светлане, Люська мою идею смотаться в клуб одобрила.

Из-за стола встали без пяти двенадцать: сытые и довольные. Пока Люська загружала посудомоечную машину, я принёс из коридора купленную ею газету. Начал листать, наткнувшись на третьей странице на фоторобот преступника, пытавшегося ограбить квартиру коллекционера. Его застукал хозяин, вору удалось скрыться, и теперь всех, кто располагал какой-нибудь информацией и узнал изображенного на фотороботе человека, призывали обратиться в полицию.

Увидев, что я читаю статью, Люська хмыкнула:

– Фоторобот видел? Каждый раз удивляюсь, как их составляют. Лица все одинаковые, по ним узнать человека – нереально.