Арфист - Дмитрий Лазарев

Я прекрасно понимал, что сейчас Александра умрет, а потом тварь завладеет моим телом. И тут вспышка: идиот, струна энергетики! Действительно, вот инертность мышления! Я настолько привык воспринимать палевую струну в исключительно вспомогательной роли, что мне даже и в голову не пришло, что для демонической бесплотной сущности она может исполнять роль струны жизненной силы. В конце концов, что она такое, как не энергетическое создание? ! Тварь ошибочно посчитала меня выведенным из игры и, судя по ее фиолетовой струне желания, намеревалась сполна насладиться муками Александры. Но я, борясь с жуткой болью и подступающей темнотой беспамятства, что было силы рванул ее палевую струну и порвал…

Это нельзя было назвать воплем. Вероятно, дежурный в своей комнате ничего так и не услышал, просто струны погибающей демонической сущности на миг взвыли в агонии – и наступила тишина…

Боль медленно отступила, и я, кряхтя, будто девяностолетний старик, с трудом поднялся на ноги. Кураторша моя выглядела не фонтан – по цвету лица она не слишком отличалась от стены, возле которой сидела на полу, тяжело дыша. Я не видел и не слышал ее струн, так что помочь ничем не мог. Только доковылял до нее и присел рядом.

– Ты как?

– Кажется… жива, – хрипло выдавила она. – Горло… болит… И не только… горло.

– Неудивительно. – Я с тревогой осматривал ее, жалея об отсутствии у меня медицинского образования. – Может, тебя этому Антипову показать? Он врач все-таки. Во всяком случае, по образованию.

– К черту… Антипова! – вскинулась Александра. – Оклемаюсь… Ты-то как?

– Бывало лучше. Но жить буду.

– А… тварь?

– Она – не будет.

– Хорошо… Ты спас меня…

– Не пошла бы со мной – ничего б с тобой не случилось.

– Тогда… могло бы случиться… с тобой… Она… на меня отвлеклась.

– Ага. Можешь считать, что мы квиты, и покончим с этим.

– Ладно.

– Поднимайся и пошли отсюда – пол холодный.

Она хрипло засмеялась и закашлялась.

– Ты чего?

– Да вот, подумала… могли сейчас оба помереть… прямо в морге… Очень удобно… для муниципальных служб… А теперь о простуде беспокоимся.

– Не померли же. – Я встал, скривившись от боли, и помог подняться ей. – Идти сможешь?

– С твоей помощью.

* * *

Должен заметить, из морга мы выходили эффектно, провожаемые изумленным взглядом дежурного. Антипов даже не подозревал, что наш визит спас ему жизнь, поскольку он наверняка сделался бы первой жертвой демонической сущности двоедушника, а может, и временным сосудом для его сущности. А удивляться было чему. Заходили-то мы гоголями – крутые, уверенные в себе сотрудники спецслужбы, а вот обратно… Я шел, стараясь сильно не хромать и не морщиться при каждом шаге, и получалось у меня, видимо, не очень. Александра же, чей цвет лица все еще мог бы позволить ей играть вампиршу без грима, чуть ли не висела на моей руке. Видно было, что доктору Антипову до смерти хочется задать нам вопрос, мертвецы ли это так нас отделали или мы сами устроили в хранилище трупов спарринг в режиме фулл контакт. Но неприятный опыт на входе пошел впрок, так что любопытство свое он сумел обуздать и только промямлил «Всего доброго! » на мое «До свидания. Благодарю вас, мы здесь закончили! ».

Машина стояла за углом. Когда мы добрели до нее, Александра тяжело оперлась о багажник и посмотрела на меня.

– Что, можно праздновать второй день рождения?

– Пожалуй, – криво усмехнулся я.

– Не знаю, как ты, а я настроена закатить по этому поводу хорошую пьянку.

– Не имею ничего против. Сегодняшний стресс определенно следует запить.

– Куда поедем? – деловито осведомилась она.

– Предлагаю ко мне – живу я не так уж далеко отсюда.

– А огненная вода у тебя есть?

– Обижаешь!

– С ночевкой?

– Как пойдет.

Она усмехнулась и решительно тряхнула головой:

– А поехали!

Выдержки из дневника Владимира Харитонова

Пермь. 2007 год. 11 августа

Ужасный день. Но мне нужно написать это… Просто нужно, и все. И то я взялся за ручку лишь сейчас, когда прошла неделя…

Бабушке стало плохо в семь вечера во время наших занятий. Сердце прихватило. Я хотел врача вызвать, но она наотрез отказалась. Взяла под язык таблетку нитроглицерина, и через некоторое время звучание ее черной струны чуть усилилось. Но ее состояние все равно меня очень тревожило.

– Ба, тебе полежать бы…

– В гробу належусь, Володя, вдосталь! Надоест еще…

– Тьфу! Типун тебе на язык!

– Типун не типун, а я свой предел чувствую…

– Как, ну как ты можешь его чувствовать? ! Ты же не предсказатель!

– Я струны чувствую, Володя. Свои особенно хорошо. Моя черная струна готова уже порваться.

У меня вдруг перехватило дыхание. В голове беспорядочно громоздились одна на другую панические мысли: «Нет! Только не сейчас! Не оставляй меня! »

– Но неужели же совсем ничего нельзя сделать? ! – воскликнул я, лихорадочно пытаясь погасить свою предыстерику, пока она не проявилась в звучании струн, и опоздал, конечно. Бабушка же сделала вид, что ничего не заметила.

– Можно, – ответила она. – Пойдем, прогуляемся. На Каму. Глянь, какая погода хорошая!

Я, конечно, был против, но бабушку разве переупрямишь. И пошли мы. Какое-то время шагали молча. Потом я не выдержал:

– Но ты же умеешь играть на струнах!

– Теоретически. А практически – не пробовала, потому что дала зарок никогда не использовать это умение.

– Да какой там зарок, если речь о жизни идет? ! – возмутился я. – Ты же не чужие струны трогать будешь, а свои собственные! Нельзя ли на твоей черной струне так сыграть, чтобы усилить ее звучание?

– Володя, я тэбэ сэйчас адын умный вещ скажу, только ты не абижайся. Даже два умный вещь, – уточнила она, прежде чем перейти на нормальную речь. – Во-первых, на своих струнах жизни и здоровья играть не может никто, будь он хоть гранд-мастером этого искусства. На всех остальных – пожалуйста, а на этих – увы… Но даже если бы мне пришла в голову бредовая фантазия обучить игре тебя, чтобы ты отодвинул от меня старуху с косой, все равно ничего бы не вышло.