Зазеркалье. Записки психиатра - Наталия Вико

– Ну, где там мой верный Отелло? Давно что-то Кузя ничего полезного не делал! – воскликнула она, поставила шкатулку на стол и набрала номер на мобильнике.

Поклонник снял трубку сам. Видно, уже уехал с работы.

– Кузенька, привет! У тебя есть шанс увидеться со мной… Как где? На таможне… Да все равно, хоть в Шереметьево, хоть во Внуково, хоть в Домодедово. Мне надо одну штучку просветить… Подарок, который открывать нельзя… Да какая разница, от кого? Ты его не знаешь… Ты же не хочешь, чтобы я умерла? От любопытства, конечно… Хорошо. Завтра. Утром. Часов в двенадцать. Нет, лучше в час. Я завтра с утра к маме собираюсь. Договорились… В Египет? А почему я должна передумать? Я туда уже целый месяц собираюсь. Все, пока. – Александра отложила мобильник и, бросив взгляд на шкатулку, залезла в сумочку. Достала оттуда визитку нового знакомого.

– «Онуфриенко Александр Васильевич. Хороший человек», – ехидным голосом вслух прочитала она и поморщилась. – Ничего себе хороший человек! Подвергать женщину такому испытанию! Варвар, садист, – ворчливым голосом сказала она, хотя в душе, пожалуй, была рада, что с ним познакомилась. Жизнь старательно подбрасывала ей нужных, реже – интересных людей. А Онуфриенко показался интересным.

«Женщина, в прошлом символ любви, превратилась в символ секса, – помнится, так сказал он в машине, когда она его подвозила до Филевской. – Раньше женщины были богинями или как минимум прекрасными дамами, которым служили благородные рыцари и кавалеры, приходившие в возбуждение от одного вида обнаженной щиколотки или плечика и готовые на все за благосклонный взгляд». Красиво! Хотя таких женщин было совсем немного, – подумала она. – А вот мужики-романтики сейчас большая редкость. Чаще – циничные покупатели. Оценивают женщину, как товар. Одни – как эскорт-приложение, другие – как домработницу. А сами женщины? Многие с удовольствием в товар превращаются. Точнее – в аукционный лот и аукциониста одновременно. При помощи модных шмоток, стилистов, стоматологов и пластических хирургов тюнингуют себя до полного гламура, а потом выставляют свои прелести на продажу. Хотя, бесспорно, сейчас женщины стали свободнее, чем раньше. Богатые уже сами выбирают и покупают сексуальных утешителей. Да только нужна ли женщинам такая свобода, когда мужиков приходится не только обхаживать, но и содержать, а случается, и защищать? »

Александра покрутила визитку в руках.

– Господи! Он же Онуфриенко! Онуфрий! НФР! – вспомнила запись из истории болезни.

«Совпадение? А может, это он и есть? Тот самый „пребывающий в состоянии благости“? Надо бы узнать при случае, когда он отмечает именины? Не двенадцатого ли июня? И если да, это невероятная удача! »

– Значит, день прожит не зря, – довольным голосом похвалила она себя, потом еще раз провела рукой по таинственной шкатулке, вздохнула, вытащила из сумки найденную на квартире тетрадку, которую Онуфриенко, быстро перелистав и пробежав глазами в машине, со словами: «Рукопись, которая может изменить вашу жизнь», – тоже вручил ей, устроилась в кресле, включила торшер, но вдруг вспомнила, что забыла позвонить Вадику.

«Бедняга, наверное, до сих пор от телефона не отходит», – подумала она и торопливо набрала номер.

Вадик ответил после первого же звонка.

– Вадюша, привет! Ты не поверишь, что у меня в квартире нашли! – сказала она торжествующе.

– И что же? – немного напряженно спросил он.

– Как что? Клад!

– И что там? Золото, бриллианты? – В голосе Вадима послышались смешливые нотки.

– В том-то и дело, что не знаю. Открывать нельзя, а то все пропадет.

Молчание на другом конце телефонной линии свидетельствовало – собеседник размышляет.

– Стухнет, что ли? – спросил он наконец. – Так ты не жди, сразу съешь или в холодильник убери, – хмыкнул он.

– Да ну тебя, Вадька! Я серьезно.

– И я серьезно. Если одна сразу съесть не можешь, друзей в гости пригласи. Меня, например.

– Ты об эту шкатулку зубы обломаешь!

– А-а! Так там шкатулка.

– А я тебе что говорю! Шкатулка, которую открывать нельзя.

– Не бери в голову, Сандрочка, привози, у нас в шестой палате «медвежатник» под психа косит.

– Я же говорю, открывать без ключа нельзя, потому что все содержимое пропадет.

– Это ты в инструкции пользователя прочитала? – язвительно поинтересовался Вадим.

– НФР сказал.

– А НФР – это? ..

– А, шизофреник один! А может, мошенник. Я его исследую.

– А-а! – понимающе протянул Вадим. – Слушай, Сандрюсь, может, тебе все же обратно… к нам… на работу. Витаминчики поколем, а? – Было слышно, что он с трудом сдерживает смех.

– Зараза ты, Вадька! Вот в Египет съезжу и… уволюсь!

– Сандрочка, прости! Прости меня неразумного! Не увольняйся! – запричитал он. – Не губи отечественную психиатрию! – Все же не выдержал и рассмеялся. – А если честно, Сандрюся, я скучаю. Очень. Вчера тебя увидел – и понял. Привык каждый день видеть…

– Устойчивые привычки, Вадюша, верный признак старения, – насмешливо сказала она.

…«Итак, – отключив мобильник, Александра взяла тетрадь с пожелтевшей рукописью, – что же мы будем сегодня читать по воле „хорошего человека“? »

* * *

Дождь моросил второй день подряд, замазывая угрюмый город и мрачную Темзу серыми водяными разводами. Холодный ветер пронизывал улицы и переулки, тщетно стараясь сдуть тяжелое облако, опустившееся на землю. Тусклый свет газовых фонарей подрагивал синеватыми бликами на мокрой брусчатке. Изредка то здесь, то там из туманной дымки неожиданно возникали тени прохожих и тут же исчезали, будто растворившись навсегда. Чуть ссутулившийся человек был под стать теням – руки и ноги казались длиннее, чем требовалось для высокой худой фигуры, раскрытой для порывов ветра не застегнутым широким плащом, который, очевидно, пребывал в недовольстве от столь небрежного к себе отношения и потому норовил сползти то с одного, то с другого плеча. Подойдя к угловому дому на перекрестке, человек поднял голову и, присмотревшись к номеру, подошел к двери, тщательно вытер ноги о зеленый ворсистый коврик, несколько раз постучал скобой дверного молотка о железную пластину, подождал немного, затем постучал снова, уже громче. Послышался лязг отодвигаемого засова, и дверь распахнулась.

– О, наконец-то, Владимир! – воскликнул открывший дверь мужчина лет тридцати с рыжей курчавой головой и пронзительно-синими глазами, с радостной улыбкой раскрывая объятия. – Я уж думал, не придешь сегодня.