Дата собственной смерти - Анна Литвинова

Наташа вяло улыбнулась в ответ: вот именно, индианка. В Индии – было бы в самый раз, а здесь, в интерьере элитного подмосковного коттеджа, ее загар смотрится весьма неуместно – мраморные статуи и гипсовый фонтан, казалось, требовали только белого цвета… Бледно-белого. Траурного.

Навстречу из особняка ей навстречу уже спешила вторая жена отца.

Тамара. Та самая. Когда-то они называли ее мымрой. Когда-то они, все трое детей, изо всех сил желали ей смерти.

– Наташенька… – прощебетала Тамара.

В глазах – столько радости, будто родную дочь увидела, хотя Наташа поспорить может: Тамара ее не переваривает. Но как научилась придуриваться! Мачеха легким прыжком соскочила с крыльца, бросилась к падчерице, обняла, уместила ухоженную головку на Наташином плече, запричитала: – Наташа! Ну как же так? ! Как же так получилось, а?

Объятия мачехи Наталье совсем не нравились, но вырываться она не стала. Успокаивающе погладила Тамару по аккуратной, волосок к волоску, прическе и привычно принюхалась: какие на этот раз у нее духи? Аромат оказался незнакомым, и Наташа расстроилась: похоже, совсем она на своем острове отстала от жизни и от моды. Впрочем, угнаться за Тамарой у Наташи не получалось и раньше – пока жила в Москве и сама изо всех сил модничала. Но в их негласном с Тамарой соревновании всегда побеждала мачеха. Хотя и старше Натальи всего на два года, но стиля, вкуса и таланта шикарно одеться, эффектно подать себя – у Тамары больше в разы.

Вот и сейчас, вроде бы в трауре, и плачет на Наташином плече, но так и хочется назвать ее не «безутешной», но – «очаровательной» вдовой. Платье у Тамары, разумеется, черное, и длина – строго по этикету, ниже колена, и плечи тактично закрыты. Только послушная ткань (дорогая, как минимум от «Гуччи») будто специально подчеркивает тонкую, не больше шестидесяти «сэмэ», талию и пышную грудь обрисовывает, а уж стройные щиколотки, обтянутые тонкими черными колготками, и вовсе выше всяких похвал. Из-под кружевного платка цвета ночи элегантно выбиваются хорошо промытые светлые пряди, ну а черные, тоже по похоронной традиции, туфли имеют каблук как минимум сантиметров в десять.

«Как была стервой, так и осталась», – раздраженно подумала Наташа и аккуратно стряхнула мачехины объятия.

– Тамар… я только с самолета, устала зверски… Можно, я в дом пройду?

– Конечно, миленькая, – засуетилась мачеха. – Проходи, устраивайся. Я уже и комнату приготовила, на втором этаже. Угловую. Там кровать, правда, узенькая, односпальная, но ведь ты к односпальным привыкла…

«Так всю жизнь и пролежишь в односпальной. Одна», – прочитала Наталья между строк.

– Без разницы, какая там кровать. Мне лишь бы рухнуть…

Ленчик уже подволок к крыльцу ее чемодан, но в дом не заходил. Стоял у порога, вопросительно поглядывал на Тамару.

– Ты что, не слышишь? – голос Тамары заледенел. – Второй этаж, спальня в восточном углу. Ступай.

«Ух ты, – восхитилась про себя Наталья, – какие мы стали барыни! Как вести себя с «прислугой» научились! Это ледяное «ступай» – вообще выше всяких похвал! »

Ленчика, похоже, тоже позабавили Тамарины интонации. Он дернул плечом и фыркнул – но, правда, только когда Тамара от него отвернулась. А сам пробубнил:

– Вещи Натальи Борисовны я, конечно, отнесу. Да только меня Денис Борисыч отпустил. До завтра, до утра.

Реплика его, конечно, на деле означала: «Вы хоть и крутая барыня – да мне не указ, у меня свой начальник – Денис, ему я и подчиняюсь».

– Да чего там нести? – спохватилась Наташа. – Совсем не тяжелое.

– Ладно, тогда можешь ехать, – по-прежнему царственно разрешила мачеха Ленчику. И светски сообщила Наташе: – Мы уже сели за стол, присоединяйся. Но ты ведь сначала захочешь принять душ? ..

Она оглядела ее всю: от запылившихся в дороге босоножек до растрепанной прически. В глазах читалась жалость: «Вот растрепуха! »

– Всю ночь в аэропорту пришлось проторчать, – смущенно пробормотала Наташа.

Что за напасть: сколько она тренируется, чтобы не робеть перед мачехой, а все равно: эта холеная змея постоянно вгоняет ее в краску. И чего отец в ней нашел? ! Бедный папа!

– Правда, Денис, Маргарита и Михаил Вячеславович хотели поздороваться с тобой немедленно, сразу, как ты приедешь… – Тамара явно упивалась ее смущением.

Ритке и Денису, конечно, наплевать, что она вся пыльная, и короткие дорожные шорты они не осудят: пусть несолидно, зато загар шикарный, настоящий тропический. Но вот Михаил Вячеславович… господин Инков… доверенный коллега отца… Наташа его не любила даже больше, чем мачеху. И совсем не спешила с ним встречаться. Вот отдышится она, примет душ, переоденется, соберется с духом…

– Я спущусь к столу через полчаса, – холодно пообещала Наталья.

Оттерла Тамару от входной двери и на цыпочках, чтобы не привлечь к себе внимания, проскользнула к лестнице, ведущей в верхние комнаты.

* * *

За сутки до описываемых событий.

Москва, утро.

Валерий Петрович

Валерий Петрович Ходасевич готовил мусаху: баклажаны, тушенные с говядиной и болгарским перцем.

Блюдо требовало сноровки, терпения и таланта. Длинный список ингредиентов, с десяток кулинарных тонкостей и как минимум два часа времени. Но мусаха того стоила. Настоящее пиршество. Валерий Петрович с удовольствием вспомнил, как в прошлый раз на изысканный ужин пожаловала Татьяна, любимая падчерица. Как сначала отказывалась садиться за стол, отговаривалась какой-то новомодной диетой. Но едва сунула нос в кастрюлю, вдохнула непередаваемый аромат тушенного с баклажанами мяса, и про диету больше не вспоминала. Умяла полную тарелку и даже забыла, что в любой обстановке ест строго по этикету – вилка в левой руке, нож – в правой, – выгребала соус столовой ложкой и хлебушком подчищала…

Каждый раз, когда Ходасевич думал о падчерице, он поневоле улыбался. Не подарок, конечно, девица: суматошная, взбалмошная, своенравная… но только нет большей радости, чем кормить милую Танюшку мусахой. И слушать, как она болтает своим заливистым голоском разную милую ерунду. И отбиваться от ее бесконечных нападок: «Ты много куришь! Ты опять пополнел! »

«А какие еще радости у пенсионера? – вздохнул Ходасевич. – Только своих близких вкусненьким побаловать да пообщаться с ними…» И он начал аккуратно срезать головки у баклажанов.

Валерий Петрович, полковник КГБ-ФСБ, пенсионерствовал уже много лет. Хотя и называл он свою жизнь «стариковской», но отставка, если положить руку на сердце, его совсем не тяготила. Слишком много нервов было отдано службе. Слишком много сил. Как пишут в современных резюме, работал он «под постоянным давлением». На износ, без выходных и праздников. А больше всего выматывали вечные «американские горки». То счет идет на минуты – то мучаешься от томительной неопределенности. То должен выглядеть жестко – а через полчаса играть роль простака-увальня. Просчитывать десятки вариантов развития событий – и одновременно сосредотачиваться на текущей задаче…