В Питер вернутся не все - Анна Литвинова

А в Москве он все сделал так, чтобы я почувствовала себя принцессой. Или восходящей кинозвездой. Вадик меня сам у вагона встретил, с огромным букетом, повез на своей машине в гостиницу, а там номер роскошный, с видом на Москва-реку и на Новый Арбат. А он торопит: «Приведи быстренько себя в порядок, я тебя подожду, и едем ужинать». Повез меня в ресторан Дома кино, и мы там сидели только вдвоем за лучшим столиком, а к нему официанты так разлюбезно относились… Да что там официанты! К его столику настоящие киноартисты подходили, которых я только на экране видела и думать не думала, гадать не гадала, что повезет их живьем повстречать. Они уважительно здоровались, руку Вадику жали: и Вячеслав Тихонов, и Александр Калягин, и Сергей Юрский… А он меня всем представлял: Наташа из Ленинграда, будущая звезда, я ее сниму в своей новой картине… И артисты мне комплименты говорили, ручки целовали… Было от чего голову потерять!

Я и потеряла. В тот же вечер Вадик отвез меня к себе домой. Он неподалеку жил, на Малой Грузинской, и его квартира и вправду была холостяцкой, женщиной там и не пахло… А наутро мы поехали с ним вместе на его машине на «Мосфильм», и там несколько комнат было с табличками на дверях: «Цветы полевые», режиссер Вадим Прокопенко». Куча людей суетилась – уже не знаменитые, но все, как один, очень важные. И он меня им представлял: Наташа, актриса из Ленинграда, будущая знаменитость. На меня многие, особенно женщины, настолько злобные взгляды кидали, что я до сих пор удивляюсь, как они меня на месте не испепелили… Но я все равно была словно в сладком сне или тумане… Вадим свои дела делал, тысячи звонков совершал, десятки людей к нему приходили, и все уважительно: «Вадим Дмитрич, не позволите ли то? Не пора ли сделать се? » А я рядом с ним сидела. После работы он меня снова в ресторан повез, на этот раз в «Националь». Там объяснил: «Я, говорит, с тобой сразу, с бухты-барахты, кинопробы делать не хочу. Ты хоть и красавица неотразимая, и очень фотогеничная, однако тебе надо несколько уроков актерского мастерства взять – я их сам тебе дам. А сейчас, говорит, поедем со мной». Куда, спрашиваю. А он: «Натуру выбирать. Я в поездке свободней буду, чем в Москве. Ну, мы и поехали, прямо на следующее утро: сначала в Суздаль, потом – Ярославль, Владимир… Жили в лучших тамошних гостиницах, обедали в лучших ресторанах, и он и вправду меня учил: и актерству, и тому, как себя вести. Откуда ж я знала, девочка из коммуналки, как с ножом и вилкой управляться, каким жестом официанта к себе подзывать… И вообще, с Вадиком я чувствовала себя принцессой, которой вот-вот предстоит короноваться.

А потом мы вернулись в Москву, и Вадим привел меня снова на киностудию, на кинопробы. Я мандражила ужасно, а он мне внушал: мол, не волнуйся, все у тебя получится, и говорил, что главная роль у меня практически в кармане. Ну, я кое-как, словно в тумане, зазубренный монолог перед камерой прочитала – и Вадик отвез меня обратно на вокзал. На прощание сказал, чтобы я из-за проб не волновалась, а через недельку-другую он, как и в прошлый раз, вызовет меня на съемки телеграммой.

Мне тяжело, конечно, было из сказки обратно в повседневную жизнь возвращаться, из «Националя» да в коммуналку, да еще в роль проводницы. Это в плацкартах проводник тогда, как хотел, пассажиром помыкал, а в СВ и в советские времена приходилось перед клиентом кланяться. Меня вдобавок, словно в отместку, на мурманское направление перевели, а там в СВ известно какая публика, ездит, особенно обратные рейсы: мареманы, которые после долгого рейса домой возвращаются с мешком денег. Поэтому пьют они, безобразят и пристают ужасно.

Но я тогда зубы сцепила – потерплю, думаю, недолго мне, будущей кинозвезде, осталось железнодорожную лямку тянуть… Правда, Вадик мне не звонил – и я не выдержала, сама ему позвонила. С первого же рейса вернулась, специально на почтамт потащилась, чтобы папаша мой (царствие ему небесное! ) не зудел, что я его денежки на междугородние переговоры с любовничком транжирю… Ну, и зря я, наверно, звонила… Вадик был ужасно озабоченный, сказал, что только вернулся домой со студии, что с фильмом проблемы, его даже вообще могут закрыть – слишком смелый… А ты, говорит, дорогая, меня не дергай и жди, я все равно, что бы ни случилось, что-нибудь придумаю и к себе в Москву тебя вытащу…

Так прошла еще одна неделя, потом вторая. От Вадика никаких вестей. Я ему снова позвонила – опять с междугородного телефона, что на Лиговке был. Набрала его домашний уже около двенадцати ночи – я же знала, что он поздно ложится, да и спит всегда очень мало, слишком много дел, говорил… Но в тот раз мне не понравилось, как он со мной разговаривал – как-то сквозь зубы. В трубке слышались посторонние голоса, музыка, женский смех. Я полушутя спросила: «У тебя вечеринка? Что празднуешь? » А он отрезал: «Я не давал тебе права лезть в мои личные дела! »

Я на него обиделась, конечно, но даже не думала, что тот звонок – сигнал… Я оправдывала его, говорила себе, что Вадик просто устал, что у него неприятности, у него своя собственная жизнь, и он, конечно, имеет на нее полное право. Я ни в коем случае не должна его контролировать. Однако сам он все равно мне не звонил, а я держала фасон неделю, другую… Тут меня опять на московское направление перевели: конечно, не сами собой. У нас на работе (как и на любой службе, наверное! ) за здорово живешь только ухудшить твое положение могут, а вот чтобы улучшить – приходится и бегать, и кланяться… Слава богу, девчонки подсказали мне (сейчас у нас той взаимовыручки, как в советские времена, когда одна была за всех, а все – за одного, конечно, нет уже больше), к какому начальнику пойти и что ему говорить. Ну, вот и вернули меня обратно на московское направление. А когда это произошло, я почувствовала… Короче, тогда никаких тестов в аптеках не продавалось, а пока я сомневалась, пока на прием записалась, пока пришла, врачиха мне объявила: восемь недель. И спрашивает: «Ты – безмужняя, да еще профессия такая, рожать, конечно, не будешь? Направление на аборт выписывать? » А я: «Подождите пока, мне еще кое-что надо прояснить»… Врачиха улыбается: «Дай бог тебе прояснить, мальчик у тебя, наверное, красивенький будет»… Спрашиваю ее, откуда знает, а она смеется, седая такая толстуха: «Сорок лет на этой работе – вижу! Ты очень хорошенькая, а мужа у тебя нет. Значит, увлеклась, влюбилась, разумеется, в красавца… Маманя красивая, папаня – тоже, какой же еще ребенок, если не раскрасавец, получится? А что мальчик будет, я чувствую. Да и опыт, опять же: если по сильной любви, то всегда мальчики получаются…